А во-вторых, «руссо туристо». В сталинском СССР – поистине, история повернула с хоженого пути! Хотя в капстраны просто так не поедешь – тут железный занавес, как и в нашей реальности. Но сначала уж тогда про чехов расскажу, чтоб было ясно.

Не Чехословакия – «уродливое детище Версальского договора», так ведь и есть! Поскольку суверенное Чешское королевство существовало до 1620 года – у нас это времена Минина с Пожарским! – а после лишь в составе Австрийской (и Австро-Венгерской) империй. В 1918 году же Антанте потребовалось создать «санитарный кордон» против большевизма, а также восточную угрозу для Германии, так и оказались чехи со словаками в отдельной собственной квартире. Где к словакам относились как к «второму сорту», а к Словакии как к аграрному придатку – и словаки это не забыли. В итоге, когда по итогам послевоенного референдума оказалось, что судетские немцы желают войти в состав ГДР – а это значит, что Чехия теряет свой наиболее промышленно развитый регион! – то перед словаками встал выбор из трех вариантов. Пытаться выплыть в одиночку (на что откровенно не хватало ресурса – до войны Словакия была бедной аграрной окраиной), остаться приживалкой при обедневших чехах (которые продолжали смотреть на словаков свысока – и ведь единого «чехословацкого» народа не сложилось даже в нашей реальности, разъехалась коммунальная квартира в нашем 1993 году), и присоединиться к сильному и богатому СССР на правах союзной республики. Плебисцит принес победу третьему варианту – правда, не со слишком большим перевесом.

Ну а чехи? Помню этой зимой, приезд в Москву их делегации – президент Эдуард Бенеш, премьер Клемент Готвальд, министр иностранных дел Ян Масарик, это кто же на хозяйстве тогда остался? В отличие от иной истории, все трое до сих пор живее всех живых – может тут сказалось регулярное лечение в СССР (чья медицина в последние годы считается лучшей в мире – и почему это меня не удивляет?). А может более спокойная политическая обстановка в стране – не было здесь в сорок восьмом ни попытки выставить коммунистов из правительства, ни ответной прокоммунистической «бархатной революции». Симпатизанты Запада среди чешских политиков, на этот раз рыпаться не решились, надежды на помощь извне не было ни малейшей, с востока СССР, с запада, севера и юга ГДР, пиндосы с наглами далеко, а чехи это не поляки, чтоб лезть в безнадёжную драку за иллюзии и миражи. Да и Мюнхен в Праге ещё не забыли, как «западные демократии» положили их под Гитлера. Не сказать что чехи сильно довольны – в пражских пивных (которые, наверное, еще Гашека помнят) вовсю бранят и своих правителей, и Москву, и предателей словаков, и эгоистов англосаксов, и всех вместе за послевоенный плебисцит, по итогам которого большая часть земель, отошедших к Германии в 1938 после Мюнхена, так за ней и осталась, по желанию живущих там немцев (меньшая часть, где компактно жили чехи, все ж вернулась Чехии). В целом, о потере Словакии с Подкарпатской Русью относятся спокойнее – как я сказал, эти территории и в довоенной Чехословакии считались нищей окраиной, в отличие от промышленных Судет. Но на возмущённые протесты («за что мы воевали?») Сталин им напомнил, что Чехия с немцами, собственно, и не воевала, сдавшись без единого выстрела. Зато чехи всю войну ударно работали на немцев, исправно снабжая вермахт оружием и техникой (плавающий танк немцы сделать не смогли – то, что вышло на полигон, плавало не лучше топора – а вот у «исстрадавшихся под немецким игом» чехов получился вполне плавучий образец). Расхожая фраза, что «на Гитлера работала вся Европа», но в реале лишь Чехия и Австрия были полностью интегрированны в хозяйство Рейха, показывая в экономике результат не худший, чем был до войны. И партизан в Чехии не было, в отличие от соседней Словакии – свою ненависть к немецким поработителям чехи выражали тем, что трудились на ВПК Третьего Рейха у станков и кульманов, в чёрных рубашках. Оттого в этой реальности Сталин не спешил признавать неделимую Чехословакию (договор о союзе против Гитлера с эмигрантским правительством Бенеша в 1941 был к конце 1942 дополнен заявлением о праве европейских народов на самоопределение) и распинаться в дружбе (соответствующий договор подписали только в 1944, после вступления наших войск на территорию Чехии и включения коммунистов в правительство, и речь там шла только о Чехии с Моравией и Силезией, о Словакии и Подкарпатской Руси ни слова). Чехословацкой армии генерала Людвига Свободы на территории СССР так и не сложилось (формировавшийся с 1942 года батальон, был набран до штатной численности только в 1944), чехов в СССР столько не было. В той истории чехословацкие войска на нашем фронте состояли в основном из словацких солдат и офицеров перешедших на нашу сторону, но здесь словаки служили в отдельных, словацких частях, не подчинявшихся правительству Бенеша. А «протекторат Богемия и Моравия» хотя и считался официально частью Рейха, но сформированная из его населения 299я пехотная дивизия так и не попала на Восточный фронт, несла гарнизонную службу во Франции, где не совершив ничего героического (но и бесчинствами себя не запятнав) мирно сдалась американцам. Ну а те из чехов, кто откопали у себя какие-то немецкие корни и записались в фольксдойчи (что давало им какие-то привилегии) – попав в наш плен, так и остались там до конца войны и даже позже, хотя и кричали что они «братья-славяне» и «жертвы гитлеровской агрессии» – пленные немцы им за это ещё и морду били, отчего чехи просили держать их отдельно от вермахтовцев; однако мадьяры ненавидели чехов еще больше, да и от румын, французов, итальянцев, «швейкам» тоже доставалось.

В итоге, чехи ворчат, но сами понимают, что строить из себя обиженных будет лишь хуже – и на деле стараются загладить свою вину перед победителем. На первых послевоенных выборах, в том же 1944, большинство (еще более крупное чем в той истории) получили коммунисты, и их вождь Готвальд стал премьером коалиционного правительства. Англосаксонские журналюги, с удивлением (а многие и с возмущением), описывали радостных чехов в Праге и других местах, которые говорили им на ломаном французском, реже на таком же английском (язык Шекспира до войны был меньше известен в Европе чем язык Рабле) и менее охотно на немецком: «Мы все здесь коммунисты, понимаете?!». В Москве оценили, и после плебисцита к Чехии присоединилась бывшая немецкая область Лаузиц, между Саксонией и Силезией, населённая славянским народом лужичан (или лужицких сербов), которые на предложение стать автономной областью в составе ГДР или в составе Чехии, выбрали второе. Еще более вкусным куском была Силезия – которая в совсем древние времена (когда у нас еще Киевская Русь была) принадлежала польской короне, затем Польша распалась на удельные княжества, ну а в силезские города как-то постепенно оказались под культурным влиянием немцев, прибравших к рукам всю экономику. В конце XIII века Силезия перешла к Чехии, которая к тому времени и сама была изрядно онемечена. При чехах немцев в Силезии поселилось ещё больше, и Нижняя (западная) Силезия совсем онемечилась, а в Верхней (восточной) часть населения сохранила свой язык и национальность. Религия у них с XVI века в основном была лютеранская, в отличие от поляков и чехов, в большинстве католиков, сами себя силезцы не считали ни чехами ни поляками, язык у них был чем то средним между чешским и польским. В XVII веке Силезия, вместе с Чехией оказалась под властью Австрии, а в середине XVIII столетия большей частью была захвачена Пруссией, став в следующем веке провинцией Германии. Однако, уже в XIX веке, по мере роста национализма в окрестных странах, часть силезцев записалась в чехи или поляки, чтоб защититься от онемечивания.

Что до Тешинской области (кусок Верхней Силезии), то эта земля, на которой находятся залежи угля и руды, и соответственно, крупнейшие шахты и заводы, глубоко вдается в чешскую территорию, подобно клину. Также, через нее проходит важная «трансчешская» железная дорога – однако большинство населения, это поляки. И получила новорожденная Чехословакия сей лакомый кусок в 1920 году, когда Красная Армия шла на Варшаву – чехи, воспользовавшись случаем, ввели в Тешин свои войска «для предотвращения беспорядков и защиты от красной агрессии» – ну а после, уж простите, пан Пилсудский, это исторически наша земля! Поляки той обиды не забыли – и когда Чехословакию дерибанили в тридцать восьмом, то даже Гитлер мог формально оправдаться Мюнхенским договором, Польша же захватила Тешин просто внаглую, «а патаму что», не утруждая себя даже придумать законный повод. Владела очень недолго – через год немцы, проглотив уже польское государство, выкинули поляков из Тешина, присоединив эту область к Рейху.

Поляки не считали вопрос закрытым. Всего через месяц после капитуляции Германии, свежесозданные дивизии Войска Польского двинулись на Тешин, восстанавливать историческую справедливость (прим. авт. – в нашей реальности, события июня 1945 года). И лишь СССР, в роли «лесника, который всех разгоняет», предотвратил абсолютно реальную угрозу польско-чешской войны – марш все по домам, сидеть тихо, и ждать, что плебисцит решит, а то товарищ Сталин рассердится! Плебисцит решил, как и ожидалось – Нижняя Силезия вся отошла к ГДР. В Верхней же Силезии голоса разделились – там, где население было не немецким, не было желающих репарации платить (а страшные слухи тогда ходили, что державы-победители в этот раз с Германией сделают – всех немцев голыми и босыми по миру пустят), и из оставшегося выбора между Польшей и Чехией, предпочли второе. Причем за Чехию проголосовало даже подавляющее большинство этнических поляков – что вызвало бешенство в Кракове (где разместилось правительство Польши до восстановления Варшавы – которому и по сей день конца краю не видно). «Верните нам наш Тешин – и нам плевать на чешские проблемы!». Да еще с угрозами в адрес «предателей» – что понятно, не вызвало у этих изменников энтузиазма подчиняться и, задрав штаны, бежать под краковскую власть. Да и уровень жизни в Чехии (намного меньше пострадавшей от войны) был выше, чем в Польше, и порядки даже в довоенной Чехословакии (где худо бедно но признавали права национальных меньшинств и религиозную свободу), были куда терпимее, чем в Польше (с её насильственной полонизацией и притеснением иноверцев). Ну а полякам требовать чего-то от товарища Сталина, помнившего свою войну 1920 года (Член Реввоенсовета Юго-Западного фронта, «даешь Варшаву» – и поражение на Висле, когда осталось совсем немного до победы) – как говорят в Одессе, «не делайте мне смешно».

– Мы товарища Берута любит и цэним. Но при чем тут Силезия, которая чехам и немцам принадлежала намного дольше? Если те, кого вы соотечественниками называете, сами не хотят с вами жить, то кто виноват, кроме вас самих?

Так в составе Чехии появилась ещё одна автономная область, Силезская (по итогам того же плебисцита Праге прирезали и несколько чешских селений в округе Глац на границей с северной Чехией). А незадолго до этого была создана и Моравская автономия (в Праге на это пошли очень неохотно, только после того как СССР гарантировал проведение референдума в Силезии, где наши войска поддерживали порядок (следя, чтобы волеизлияние населения было без всякого принуждения). В итоге, Чехия хоть и усохла в одних местах, получила неплохую компенсацию в других, поэтому местное население ни о каких протестах против «советской оккупации» и не задумывается (наоборот, считает наши войска гарантией безопасности, на фоне холодных отношений с ГДР и особенно с Польшей – своя армия в Чехии небольшая, набирается по контракту, призыв отменён, к радости последователей Швейка, так же как в Венгрии, Румынии и Польше – видимо, в Москве решили что в случае войны с англосаксами, воевать за нас все эти европеи всё равно не будут, а немногочисленные профи надёжнее при подавлении внутренней бузы), и ограничивается бухтеньем по пивным и другим точкам общепита, а также прочим общественным местам, но только в свободное от работы время.

Тут чехи в своём репертуаре. До конца Первой Мировой обеспечивали всякой машинерией, химией, обувью, тканями, хрусталём, фарфором, неизменным пивом и ещё много чем империю Габсбургов, с конца 30-х – империю Гитлера, теперь вот, империю Сталина (СССР и просоветские страны Восточной Европы и Азии, в индустриализацию которых этот Советский Союз особо не вкладывается, разве что там где это нам реально выгодно, так что в не особо развитых или вовсе неразвитых странах чешскую продукцию, наряду с немецкой, рвут из рук и просят ещё). При этом, как и во всей просоветской Европе экономика Чехии интегрирована с экономикой СССР (что-то национализировано напрямую, у тех кто сильно провинился при фашистах, где-то удовольствовались отбором контрольного или блокирующего пакета, оставив прежних владельцев на их местах, с прочими ограничились кредитно-денежным поводком, собрав все местные финансы под крышей Московско-Пражского банка. Ну и поделили между крестьянами землицу отобранную у немецких и чешских помещиков (правда, у последних, из тех кто не подличал с фашистами, отобрали не всё, оставив замки и усадьбы с прилегающими садами-огородами – кто-то стал фермером, кто-то вступил в кооператив, а кто-то создал совместное предприятие с государством, открыв в родовых гнёздах, расположенных в живописной местности, или славных древней историей, либо красивой архитектурой, отели и гостиницы, принимающие туристов, у которых они весьма популярны – ведь интересно, чёрт возьми, побродить по замку помнящему времена Гуса и Барбароссы, слушая рассказы графа или барона в хрен знает каком поколении, о приключениях его предков!). Население уже не боится что страшные коммунисты все отберут и загонят всех в колхоз-гулаг, обобществив женщин, а реформы правительства Готвальда по улучшению социальных условий для обычных граждан, подавляющему большинству этих граждан нравятся.

Кстати, Чехия на первом месте в Европе по темпам коллективизации сельского хозяйства. Никого в колхозы не загоняли (как и в других просоветских странах Европы), хочешь единолично корячиться на своём наделе – никаких проблем. Но подавляющее большинство местных крестьян объединилось в кооперативы, и вполне добровольно. Кооперация в Чехии ещё в австрийские времена была весьма развита, особенно на селе (чем тащить свою продукцию в город, искать покупателя что даст хорошую цену, стараться купить подешевле то что нужно для жизни и работы, проще сдать всё в кооператив, заказать что надо и не заморачиваться). В межвоенной Чехословакии это продолжалось. Ну а после войны, когда правительство Готвальда стало предлагать кооперативам всякие налоговые, кредитные и прочие плюшки, местные газды (сельские хозяева), двинули объединяться с песнями (революционными) и флагами (чешскими и красными). И теперь обеспечивают сельхозпродукцией не только свои города, но и продают излишки к нам и в ГДР. В общем, в Чехии живётся неплохо, и её граждане свысока смотрят на окружающие страны (понятно, кроме СССР и, в какой-то мере ГДР), особенно на венгров и поляков.

Так вот, про «руссо туристо». В этой реальности советские граждане без особых ограничений могут ездить в соцстраны (те, с которыми у СССР заключен договор, наподобие Шенгена иных времен). Если ты не судимый, не псих, не болен чем-то опасным. И если в самом начале пятидесятых выезжать за границу решались немногие – то с каждым годом желающих становится все больше и больше. Летом большой популярностью пользуется Болгария, в меньшей степени Греция (и дальше, и политически там еще не все спокойно). Самой «престижной» считается Италия – но туда слишком далеко, надо самолетом лететь, а это дороже. И в ГДР наши едут почти исключительно по службе, а не туристами – война еще не забылась. А Чехия оказалась очень удобным «бюджетным» вариантом, доступным круглый год (ну и еще, близкая культура и язык). Побродить по пражским мостовым, зайти в ресторацию (где, как вам скажут, бывал сам Гашек – вот за тот столик любил садиться), попробовать кнедлики с пивом «поповичский козел», осмотреть старинный замок, который брала штурмом армия Яна Жижки, «первого в истории большевика» – причем хозяин замка, потомок древнего графского рода, лично вашу экскурсию проведет, русский язык для того выучив. Едут советские люди мир посмотреть, поездом Москва – Львов – Кошице – Банска-Бистрица – Брно – Прага. Через Брест и дальше по польской земле было бы короче – но в южных воеводствах Польши до сих пор еще по лесам бегают остатки бандеровцев, АК непримиримой, и даже НСЗ (Народовы силы збройне – польские фашики), причем с одинаковым ожесточением воюют и с народной властью, и друг с другом. Ну а Словакия, как я сказал, это уже СССР, наша земля.

Вот только я в Чехии пока не был. Даже в войну как-то вышло, стороной обойти – в Польше побывал, в Венгрии, в Италии, и конечно, в Германии, ну а в Чехословакии, нет. Может, еще выпадет случай, чтоб «инквизицию» там что-то заинтересовало. Или уже на пенсии съезжу… если доживу.

– Валентин Георгиевич! – Тамара хмурит носик – вы не могли бы выйти ненадолго, мы тут переоденемся ко сну.

Ну да – днем дамы при всем параде, а как иначе выйти хотя бы в вагон-ресторан? В иное мое время по поезду свободно ходили в пижамах и халатах, а здесь это как-то не принято. Выхожу в коридор, стою у окна, темно уже, не различить, что там мелькает. В соседнем купе дверь чуть приоткрыта, песня доносится – под гитару что ли поют?

А песня-то знакомая – Михаил Щербаков, «Трубач». В этом времени тоже от нас занесенная, и звучала в фильме, где наша римлянка снималась, про «Ивана-тюльпана». Под нее там французы браво маршировали – а «кавалерист-девица» по ним лупит из «шестиствольного кулибинского пулемета», и «дирижабль системы Леппиха» на колонну пикирует как Ил-2. Те, кто в армии отслужил, хотя бы рядовым, смех удержать не могли – но «хулиганский ведь фильм», сплошная буффонада. Сама Лючия, правда, осталась недовольна, назвав картину «варьете». На мой взгляд, не более условная чем тот из нашего времени «Фанфан» с Жераром Филиппом. И юмор в том, что в нашем «тюльпане» снялся он же, военнопленный французского легиона СС, взятый в плен под Берлином и отбывающий срок вместо Колымы в тепличных условиях «Мосфильма». Между прочим, первая его роль в кино (если не считать нескольких эпизодов, снятых у нас же) – если он (репатриированный в свою Францию в пятьдесят третьем) и тут взлетит звездой мирового кинематографа, вспомнит ли с добром тех, кто дал ему первый опыт? Или будет вопить о «русском крепостном праве», как заявил в интервью какой-то французской газетенке, едва вернувшись домой. Юрка рассказывал, что Лючия, узнав кто был ее партнером, ответила с презрением, «лицо смазливое, и больше ничего».

Лично меня больше «Аты-баты» за душу берет. С надеждой, что здесь и в двухтысячных будет не так – и защитники Отечества останутся столь же уважаемы (и благодарно оценены), как в теперешнее сталинское время. Или другая, прямо про нашу Контору:

(прим. авт. – Сергей Трофимов, «Вне Закона»)

Эту песню в этом времени не поют. И давно я ее слышал – потому, пусть простит автор, если неточно текст вспомнил. Но зацепилось вот в памяти, и всплыло сейчас. Вместе с пониманием – закон, это конечно хорошо, и верно Пономаренко про «дневную и ночную власть» говорил. Но бывает иногда, что в интересах дела надо кому-то выполнить и грязную работу, не стесняясь ничем. И дай бог, чтобы здесь это было исключительно на чужой земле – как пять лет назад в Китае, база Синьчжун, несколько сотен пленных американцев в бараке, и тех из них, кто из огня пытались выскочить, мы в упор добивали и штыками докалывали. Сказали бы «правозащитники», окажись рядом, чем вы лучше фашистов – а отвечаю, в тот момент ничем! И мне лично плевать – поскольку та грязная работа тогда была нужна Советскому Союзу. Правда, в итоге я без третьей Звезды хожу, когда Юрка свою третью за меньшее получил (в зубы дам тому, кто скажет, что взять базу ВВС США, имея большинством своего личного состава наскоро обученных китайцев – легче, чем батальоном советской десантуры при мощной авиаподдержке разнести к чертям тыловой японский гарнизон). И невыездной я с тех пор – поскольку дело «полковника Куницына» так и не закрыто, в прошлом году еще Ли Юншена хотели в комиссию ООН вызвать свидетелем, наши едва отбрехались. Причем мне еще повезло – засветись я так в позднем СССР, то по словам нашего «кэпа» Большакова, трубить бы мне всю оставшуюся жизнь инструктором по подготовке милицейских кадров в каком-нибудь Зажопинске, где иностранца лишь в страшном сне увидишь. А мне пока что виза открыта, по всему Союзу и даже соцлагерю. Лишь на фронт и за него – нельзя.