— Ты здоров? — осторожно спросил Кудей.

— Разумеется, — последовал ответ.

— Зачем же ты находишься здесь?

— Работаю библиотекарем.

Тут даже Кудей, привыкший к выходкам Гашека, удивился:

— Не нашел получше библиотеки?

— Лучшей мне не надо. Это заведение — сущий рай. Здесь такая свобода, какой и в раю нет. Хочешь — ползай нагишом, вой шакалом, кусайся, плачь, пой, изобретай вечный двигатель, визжи, мяукай, прыгай, лезь на стенку, молись любому богу или богоматери — у нас их две — Карел Птак и Франтишек Коуржил… Вон там прохаживается римский папа. Святого Вацлава увели на процедуры. Вчера привезли австрийского императора. Я здесь известен как Ян Непомуцкий.

У бедного Кудея от этих слов голова пошла кругом. Простившись с писателем, он отправился к врачу Гашека.

— Ваш друг здоров, — разрешил сомнения Кудея доктор. — Я сразу понял, почему он прикидывается помешанным: ему нужен материал для рассказов.

Кудей облегченно вздохнул.

— Чем больше я узнаю вашего друга, — продолжал врач, — тем больше восхищаюсь им. Он отлично ладит с больными, словно специально учился этому. Из него мог бы выйти прекрасный врач-психиатр. Больные верят пану Гашеку, как господу богу, и беспрекословно слушаются его.

У Гашека тоже осталось самое приятное впечатление о больнице. Прощаясь с доктором, он сказал:

— Те несколько дней, что я провел в вашем заведении, были лучшими днями моей жизни. Я возвращаюсь в настоящий сумасшедший дом, где ни император, ни рейхсрат, ни правительство, ни партии не могут навести порядок.

Писатель вернулся в редакцию «Чешского слова» и, как ни в чем не бывало, приступил к работе. Он не успел еще придумать ни одного происшествия, когда заместитель шеф-редактора послал его в Ригеровы сады на митинг бастующих трамвайщиков.

Забастовщики шумно обсуждали план действий против предпринимателей. Национальные социалисты хотели сорвать забастовку. В то время, когда к митингующим подошел Гашек, держал речь один из боссов национальных социалистов — депутат Война. Этот штрейкбрехер был неплохим оратором, на его умение манипулировать словами и надеялись предприниматели.

Чем больше Гашек слушал демагогию Войны, тем больше убеждался, что надо сорвать выступление этого оратора. Он принялся забрасывать Войну репликами, вопросами… Тот стал заикаться, сбиваться и под свист и улюлюканье покинул трибуну.

На его место поднялся Гашек:

— Братья! Национальные социалисты и их лидеры — Клофач, Лысый, Стршибрный, Бурживал и выступавший здесь Война предают вас. Не верьте им! Они защищают своих хозяев от ваших кулаков, они ломают забастовку не за сребреники, а за паршивые трамвайные билеты, которые им бесплатно дают хозяева. Объединяйтесь, рвите свои цепи. Помогите себе сами, ничего другого я вам не советую!

Эта краткая речь была одобрена бастующими. Под их аплодисменты Гашек сошел с возвышения и скрылся в толпе.

Утром, едва войдя в редакцию, писатель услышал громкие голоса, доносившиеся из кабинета шеф-редактора Отакара Гюбшмана: