– Ну ее, химию твою, – старик махнул рукой, потом по привычке пожевал свои губы, собираясь с мыслями, и начал о другом: – На похороны Лизы почему не пошел? До сих пор, что ль, в обиде на нее?

– Не в обиде, а так, – уклончиво ответил Андрей. – Родителям глаза не мозолить, горе у них.

– Ага, – старик вдруг опечалился, громко вздохнул и дальнейшее протянул с назидательной интонацией: – Много у Лизки ухажеров-то было. Не пришел ни один. Ты-то мог хоть прийти, помочь, на тебя ни Тома, ни сам Радлов зла никогда не держали. Да и вообще хорошо относились…

– Они ко всем хорошо относились, – подала голос женщина с заднего сидения. – Им ее сбагрить хотелось, жениху какому на шею посадить. Ну… вот и сбагрили!

– Ты чего это, соседка? Нехорошо так говорить. Нельзя! – дед погрозил ей пальцем, но не шутя, а совершенно серьезно, стараясь придать лицу грозное выражение. Грозного выражения не вышло, только морщинки собрались складками на лбу и около рта, и стало лицо жутко старым да каким-то жалостливым. – Тамара вон совсем никакая. Горе же страшное, не приведи никому. А ты!

– Да что я? – не унималась женщина. – Дочь надо было воспитывать. Почти моя ровесница, немного ведь до тридцатки не дотянула, а так и не знала, чего хочет.

– Помолчи уж! Умная нашлась, ага.

– И верно, – осторожно поддержал Андрей. – Об умерших плохо не говорят.

– Я плохо и не говорю! Она разве виновата, что ее воспитанием обделили? Но Тамара-то должна была на нее влиять. Серьезно, дед Матвей, они ребенка спихнули на Луку, а он к их семейству вообще никаким боком не причастен, и ферму себе обустраивали. Вот дочь и выросла, царствие ей, конечно, небесное…

– И злая же ты, Ирина! – с осуждением сказал Матвей. – Увела кого у тебя Лиза, что ли? – он тут же продолжил, не давая собеседнице возможности ответить: – А коли и так! Девочка умерла, в семье горе, а ты все одно. Злой язык.

Женщина позади вся как-то обмякла, вжалась в сиденье и больше уж не заговаривала. По возвращении ехать во второй заход она отказалась.

– Чего взъелась? – недоуменно спросил Матвей, как только тронулись с новыми двумя мешками (прошлые два выгрузили на пустыре за западной расщелиной).

– Да на Лизу обиду затаила. Она же на Илью глаз положила, хоть и старше его, а тот Лизавету выбрал.

– А ты-то сам давно к Илье заходил?

– Ох, давно, дед Матвей.

– Тоже, что ль, из-за Лизки рассорились?

– Не ссорились мы, просто общаться прекратили.

– Вам делить ужо нечего и некого, зашел бы. Дружили ведь. А то что – деваху не поделили, и ага, конец дружбе?

– Не в том дело, – машина запнулась колесом о камень и пошла в гору, так что Андрей говорил прерывисто, отвлекаясь на управление. – Я слышал, он в петлю влез. Слабость проявил, получается. Так только слабые люди поступают. К тому же, он вечно телился, когда его отец в столицу посылал. Нет, не нужны мне такие друзья.

– Чего это? – не понял старик.