– Если он замешан, то никакой выслуги у него уже не будет. Ну, а если он честный советский человек, то отчего бы и нет? Я потому и брала тех, кого повышать не вызовет подозрения – вполне могло и время подойти. И как раз повод у себя старых друзей собрать, отметить. Ну а мы, если будем заранее знать место действия, да и время, скорее всего… И лишнее подтверждение – честный человек с большей вероятностью пригласил бы друзей в ресторан, ну а заговорщикам лучше собраться на квартире. Но действовать надо быстро, чтобы Странника опередить.
– Ну зачем по всей бюрократии проводить, это и впрямь дело не быстрое, – усмехнулся Пономаренко, – но ведь и те товарищи тоже это понимают. Достаточно просто объявить о повышении – и это уже повод порадоваться и отметить. Добро, – так которого из этих товарищей осчастливим?
Сообща выбрали – того, на кого я указала. Что ж, завтра придут к нему на квартиру сотрудники от «Мосгаза», «Мосэлектро», «Водоканала» – тут уже наши варианты. И поставят незаметно хитрые устройства, с которыми в этой реальности полный порядок – и даже больше, учитывая некоторую помощь от потомков – так, транзисторы уже в массовый выпуск пошли, и радиоприемники на них уже в продаже есть. И кстати, деревянный орел в кабинете американского посла висит – кто эту историю знает, тому все понятно, а кто не знает, тому и не надо.
– Да, Анна Петровна, а что это у вас тут за война с АХО? – спрашивает Пономаренко. – Бедный товарищ Бакун мне жаловался, что вы его честили такими словами, какие он лишь в свою службу на Балтфлоте слышал, ну пожалели бы старого заслуженного бывшего военмора! Что за безобразие, которое вы требовали от него немедленно прекратить?
– А вы, Пантелеймон Кондратьевич, будто не знаете? Сначала в Академии, теперь и у нас на входе – дверь открываешь, и тут дует под юбку так, что подол на голове! Может, зимой такое полезно, чтоб тепло не уходило, тем более что все в шубах будут, ну а сейчас это наглое бесстыдство – и что характерно, мужчины там рядом перекур устраивают, смотрят. Я так понимаю, что отдельные товарищи, не будем пока уточнять, недовольные, что мы не по форме одеваемся, решили вот так воздействовать? Так даже в армейском уставе сейчас для женщин-военнослужащих ширина юбки не регламентируется, а лишь длина, «четыре пальца ниже колен».
– Положим, Анна Петровна, бесстыдства там не больше, чем в фильме, где вы вместе с нашей итальянской королевой блистали, «не кочегары мы, не плотники». И лично мне всерьез интересно, за океаном через год снимут ту сцену на решетке метро, или признают первенство советского кино и советской культуры. Я же лично что-то ни одной юбки на голове не видел, взлетает вполне в пределах приличия, и к воодушевлению мужской части нашего коллектива. И вполне понимаю, отчего лет через десять вы «мини» станете носить. После того фильма, проезжая по Москве, даже я заметил, что женщины на улице меньше стесняются в ветреную погоду. Да и под платьями у вас обычно надето что-то вполне приличное. Так что я бы оставил все как есть.
Я достаю свежий журнал – где уже на обложке Лючия возле собора, ножки из-под развевающегося платья во всю высоту видны, совершенно как «мини». А я рядом, слава богу, на фото не попала – а то вышел бы подрыв авторитета советской власти, у меня там подол так же улетал, и всей толпе было видно, что мы под платьями носим. Знаю, что в будущем женщины станут одеваться совсем по-простому – у нас же там и подъюбники (помню, как на Севмаше мы их из байковых армейских портянок делали, чтоб в платьях не холодно было осенью ходить), и комбинации с кружевом, длиной чуть ниже колен (шелковые, нашего производства, нейлоновые, из ГДР) – опять же вспоминаю, как что-то похожее «мистер обезьян» нашей Ленке под видом вечернего наряда преподнес. Рассказываю об этих деталях нашего туалета потому, что есть у нас секрет, к поясу от чулок (вот не пошли у нас колготки) подвешивать маленький карманчик-кобуру, как раз под браунинг 6.35, что в ладони умещается, ну а чтобы достать его, подол не задирая – в платье по боковому шву незаметный разрез, как карман, лишь руку просунуть (как эта тайна наружу утекла, даже моим расследованием установить не удалось – но теперь иногда и совершенно посторонние особы в Москве такие мини-кармашки носят, под ключи от квартиры или иную мелочь, чтобы рук сумочкой не занимать). И чтобы оттуда что-то достать, подъюбник и комбинацию тоже приходится по боковому шву распороть до талии, а внизу сшить парой стежков на живую нитку, чтобы при резком движении (бежать, или ногой ударить) разрывалось легко, ног не связывая. Так девчата жаловались, что у них это рвется от вентилятора на входе – а когда я после и на себе обнаружила, уж простите, разорванное белье, то на товарища Бакуна и накричала. Какое уж тут приличие – или при вас так сильно не включали? Да и негигиенично – особенно осенью, когда вся грязь с подошв будет вверх под юбку лететь. Я специально узнавала, как с этой техникой за границей дело обстоит – в Америке эти «тепловые завесы» на входе в общественные места еще в тридцатых появились, в Европе только сейчас кое-где, так там или сбоку дует, или снизу, но совсем слабо.
– Так мне официальную докладную написать, чтобы прекратить это самопальное непотребство? Хватит с нас того фильма, как вы нас с Лючией сделали «советскими мерилин», на потеху всему Советскому Союзу!
– Ладно, скажу Никифору Иосифовичу, чтобы переделал. Вентилятор поставил слабый, чтоб дуло чуть-чуть.
– Есть еще одно предложение, Пантелеймон Кондратьевич, как над фигурантами дела Странника еще один дополнительный контроль обеспечить. Встреча друзей на квартире – туда ведь принято, или, по крайней мере, не возбраняется, с женами или почти женами приходить? Товарищ, которого мы выбрали – по психологии очень подходящий, чтобы с ним сыграть в нашу игру. План такой…
– И вы, Аня, оттого и назвали эту кандидатуру наиболее предпочтительной? – усмехнулся Пономаренко, выслушав меня. – Слишком рискованно. Опытный человек сразу раскусит.
– Сам Странник – да. Но ведь в его ячейке тут подавляющее большинство (как и тот, кого я предлагаю ведущим персонажем сделать) вовсе не профессиональные разведчики и контрразведка? А обычные совслужащие, хозяйственники и военные. И даже при разоблачении вряд ли станут нашу девочку немедленно убивать – не бандеровцы все же, не настолько враги. Ну а мы будем снаружи наготове.
Не знают еще в этом времени, что такое «автоподстава». Ну, Инночка, посмотрим, как ты мотороллером владеешь!
Василь Кузьмич Бакланов был образцовым советским служащим.
Происхождения пролетарского, согласно анкете (промолчим, что папа был сапожником-единоличником, кустарем, как бы назвали сегодня). Года рождения девятьсот второго, на Империалистическую не попал, в Красную армию был мобилизован в двадцатом, когда все уже к концу шло – оказавшись на польском, затем на врангелевском фронте, подвигов никаких не совершил, но и труса не праздновал, в комсомол вступил уже после демобилизации, в двадцать втором. Ни в каких оппозициях и уклонах не был замечен, но свою лямку тянул честно, был исправным исполнителем вышестоящих указаний, хотя и без собственной инициативы. С комсомольской перешел на хозяйственную работу, затем на партийную, и снова в народное хозяйство. Имел образование – Институт красной профессуры (отделение экономики), а также некоторый опыт общения с инженерами, от которых нахватался разных умных технических терминов, так что в разговоре мог попервости сойти за высокообразованного специалиста. Войну встретил директором завода на Урале (не гигант пятилеток, но и не самый мелкий), и честно пробыл на том посту до Победы, даже заслужив орден «Знак Почета». В сорок восьмом был переведен в Москву в наркомат, где и продвигался по служебной лестнице медленно, но верно, звезд с неба не хватая, но и в провалах не отметившись. И имел все шансы дослужить так до пенсии.
– Бакланов? – говорили в коридорах. – А, этот… Надежный товарищ, проверенный, никого еще не подвел.
А еще Василь Кузьмич был сибаритом и бабником – конечно, в той мере, в какой это не мешало работе и не могло вызвать нареканий вышестоящих. Любил домашний комфорт и уют (насколько это возможно было обеспечить), любил вкусно поесть, не чурался искусства (театра и всяких художественных выставок). Однако так и не женился – сначала было не до того, если завтра мировая революция, затем по ненадобности (если все просто, как стакан воды, то зачем связывать себя узами брака), ну а после – из эстетических соображений (наблюдая, как у друзей-приятелей очаровательные девушки, став законными женами, быстро превращаются в зачуханных расплывшихся теток). Потому имел привычку к постоянным «товарищам» женского пола (предпочитая в той или иной степени связанных с искусством и сильно моложе себя), причем на длительный срок – пока отношения не охладевали, тогда он находил новую пассию, однако же и с прежними старался не ссориться, будучи по натуре все же не злым и не подлым человеком. Честно платил за женские капризы, считая их неизбежным злом. Но никому не позволял себя оседлать – чтобы ЗАГС, прописка, дети, ответственность. Не мальчик уже, до пенсии не так далеко – ну так раньше жил, и дальше проживу, перемены часто к худшему бывают!
В это утро Василь Кузьмич ехал на службу – имея по должности привилегию, казенную «победу» с шофером. Погода была осенняя, не дождило, но было очень свежо, и листья уже опадали. И на душе была меланхолия, поскольку Ирочка Матвеева, прелестница из Театрального института, еще месяц назад заявила, что предпочитает определенность, то есть замуж, и если Василь Кузьмич еще не определился и «об этом не думал», то у нее самой уже есть кандидатура, какой-то капитан-лейтенант. Добавив при этом чарующим голосом, что, конечно, на ее взгляд, роль жены ответственного товарища из московского министерства не в пример заманчивее, чем соломенной вдовы, вечно ждущей мужа в каком-то дальнем гарнизоне, «так что решайся наконец, будь мужиком». Василь Кузьмич подумав, ответил: «Что ж, совет вам и любовь». Сказал вполне искренне, в память о всяких приятных моментах от прошлых встреч. Ирочка обиженно сказала «дурак» и исчезла с горизонта.
Жил Василь Кузьмич в «доме Минтяжмаша» на проспекте Мира. И ехал в наркомат (в мыслях называя так, хотя давно уже переименовали на царский манер) на улицу Герцена. Дорога была хорошо знакомой – поворот с Мира на Садовое кольцо, по нему до Цветного бульвара, затем улица Неглинная, и вправо на Моховую. Василь Кузьмич по пути успел бегло просмотреть газету, переброситься парой слов с шофером Гошей насчет только что завершившегося чемпионата СССР по футболу («Спартак» чемпион, в пятый уже раз, Симонян играл просто блестяще).