– А вы будто не знаете, Пантелеймон Кондратьевич? В Академии на нашем факультете, по списку двух курсов, шестьсот восемнадцать слушателей – развернулись бы больше, так преподавателей не хватает. Уровень подготовки оцениваю, по армейской мерке, от сержанта – это те, кто совсем с минимальным багажом туда пришли, как наши «смолянки», до капитана, командира строевой роты – это те, кто уже жизнью терты: фронтовики, следователи, погранцы, милиция. Через два года им уже можно самостоятельные поручения давать – а пока только на подхвате.

– А те, кто в Молотовске остался? Из твоей бывшей команды «стерв» и к ним примкнувших?

– Они там вполне на своем месте. И лучших уже в Академию вытянули, еще в прошлом году, когда увеличили набор. Так что, товарищ Пономаренко, опыт управленческой работы на высшем уровне только у меня. Приехать, разобраться, посмотреть.

– Про приговор от УПА забыла?

– Так бандерью хвост прижали, и Кук у нас. К тому же приговор вынесли Ольховской, ну а в Львов приедет совсем другое лицо. Если только от нас утечки не будет.

– Тебя в Одессе видели. И на пароходе.

– Так проверить, среди пассажиров «Нахимова» были ли из Львова и Черновиц. И вообще с Западной Украины.

– Сделаем. Еще что потребуется?

– Марь Степановне помочь – а то ведь не справится одна, с детьми. И моими, и Лючии. Есть у меня мысль одна, как легализоваться. Чтоб быть в центре событий, изнутри все видеть, а не взглядом заезжего ревизора. И не заподозрил бы никто. Ну, а товарища Федорова и предупредить можно.

– Надеюсь, Анна Петровна, что в «студентки» вы не пойдете?

– Нет, Пантелеймон Кондратьевич. Во-первых, к экзаменам надо подготовиться и сдать. Во-вторых, у первокурсницы статус низкий – доверия мало. В-третьих, свободы нет – надо на все лекции ходить, домашние задания делать. В-четвертых, по закону подлости можно наткнуться на кого-то из бандер, знакомых еще по Киеву – а как студентке обеспечить охрану? И в-пятых, как студентке незаметно и часто общаться с первым секретарем?

– Молодец, чему-то научилась.

– Значит, нужна команда. Из «своих» или по крайней мере чтоб они в большинстве. Со свободой перемещения, не вызывающей подозрений ни у кого. И вхожая как в окружение первого, так и в студенческую среду. В то же время чтобы и мысли ни у кого не возникло о связи с госбезопасностью. Например, киногруппа, даже не с Московской, а Ялтинской студии (с Довженко нельзя – там у львовских наверняка связи есть, знают, кто есть кто). Приехала снимать про геройскую казацкую старину – тут и массовка нужна, из местных, и отношения совсем не формальные, и доступ на любые объекты, которые сочтет «киногеничными», если местная власть не возражает, а она вполне может таким гостям навстречу пойти. Только, Пантелеймон Кондратьевич, пожалуйста, не надо больше из меня «мерилин» делать!

Кино в этом времени – рассказ особый. На компах и ноутах экипажа «Воронежа» много чего было – и первым, еще в сорок втором, перед прорывом ленинградской блокады, выпустили «Обыкновенный фашизм» Ромма (а первыми зрителями были наши морпехи – так они после при штурме Первой ГРЭС немцев в плен не брали). Затем вышла «Брестская крепость» (что белорусы сняли – в неизменном виде показали, только титры заменили). В сорок третьем (причем не только у нас, но и в США и Англии) показали «Индиану Джонса», все три серии, переснятые на импортную цветную пленку (валюта очень нужна была для нашей Победы). И подано это было как продукт экспериментальной студии «Совэкспортфильм». После чего была совместная работа с Голливудом, заинтересовавшимся необычной манерой съемок и ни на что не похожей режиссурой – одним из последствий было, что в СССР приехала Вивьен Ли, снявшись в «В списках не значится» (по еще не вышедшему тут роману Бориса Васильева), а затем и в «В бой идут одни “старики”» (максимально близко к оригиналу). А еще (до Победы, или сразу после нее) тут успели выйти «Белое солнце пустыни» (также с минимальными изменениями – например, в банду Абдуллы английского майора-советника добавили, который погибает в итоге, облитый горящей нефтью), «А зори здесь тихие», «Вызываем огонь на себя» (у нас телесериалом было, здесь в две серии – телевидение не распространено пока), «Молодая гвардия» (причем Люба Шевцова саму себя играла – в этой ветви истории мы Краснодон освободили еще до нового 1943 года, так что молодогвардейцы живые остались, ну а Серега Тюленин, герой Берлина и Курильского десанта, сейчас под моей командой ходит). Еще кино про славную русскую историю много снимают (поскольку державность нынче считается ну вовсе не «реакционным царизмом», а вполне примером для подражания) – к «Александру Невскому», снятому еще до войны и показанному в сорок втором, добавились «Суворов», дилогия про Ушакова, и про крейсер «Варяг», и, конечно, «Иван Грозный», также в двух сериях – но с песней, которую в нашем времени Жанна Бичевская пела:

И слышал я, Сталину фильм очень понравился (в этот раз Эйзенштейн в опалу не попал, а, напротив, взлетел). Про Петра Первого еще до войны успели снять, теперь на очереди восемьсот двенадцатый год – в общем, исторические вехи борьбы великого русского народа с кознями Запада, который спал и видел, как бы бесхозные земли на востоке поработить и присоединить. Только нам, в отличие от Голливуда, про героизм придумывать не надо, а войну все помнят очень хорошо. У американцев одно время было, сразу после сорок пятого, как они пытались показать (и своим зрителям, и всему миру), что «мы тоже воевали» – иные из тех шедевров нашему зрителю можно как комедии показать, а за иные режиссеру, сценаристу и прочим сапогом в морду мало. Как, например, «Сталинград», вышедший еще в сорок восьмом.

Что вы (в фильме про нашу войну) главными героями сделали своих пиндосов, это ладно, мы бы тоже про вашу Гражданскую могли бы снять от лица Джона Турчина (русский, ставший генералом в армии Линкольна). И ладно, везете вы нам на фронт подарки от своего народа и правительства, хотя автоколонна на нашей территории и под охраной ваших американских солдат – это полный сюр (причем все свежевыбритые и в чистеньких мундирах, что бы вокруг ни творилось). Но то, что вы нашу страну изобразили каким-то концлагерем, тут хоть стой, хоть падай! Всюду (и в сопровождении американцев) энкавэдэшники с мерзкими харями, все время пьяные и орущие про мировую революцию, и что «сейчас вы наши союзники, а после мы вас похороним». В городах утром и вечером строем под конвоем, на завод и с завода, «чтобы у Красной армии оружие было», в деревне нечего есть, поскольку всю провизию для армии забрали – крестьяне (названные там «фермерами») с голоду умирают или собираются в банды, ищущие, у кого хлеб отнять. Одна такая банда нападает из леса на героев, и, конечно, злобные чекисты после всех расстреливают, как «предателей дела коммунизма». Наконец на фронт приезжают – ладно, наших солдат показали пусть и грязными оборванцами, но хорошо и умело истребляющими немцев. Однако уровень кровожадности подняли в потолок – красноармейцы (почему-то воюющие под командованием энкэвэдэшников, которым подчиняются и офицеры) убивают любых немцев вообще, что сдающихся в плен, что раненых в санчасти, причем предпочитают не расстреливать, а закалывать штыками, резать ножами и рубить лопатками (правда, моря крови, как в современных нам фильмах, тут нет, американская же цензура не позволяет, смертельные удары остаются за кадром, но зверские рожи «русских десантников» и вопли умирающих присутствуют). И кричат при этом не «бей фашистов» и «за Родину», а «смерть капиталистам!» и «за мировую революцию!». Да еще и геббельсовское вранье приплели – как было здесь фото во фрицевских газетах в сорок третьем, «русские под Сталинградом жарят на вертеле пленного французского офицера прямо в мундире, чтобы съесть». Изобразили нас кровожадными фанатиками, ни своей ни чужой жизни не ценящими вовсе и жаждущими весь мир поработить. А нафиг это нам нужно, красный флаг над вашим Белым домом? Пусть Троцкий с того света мечтает о мировой революции – мы просто хотим нормально жить. Хорошо жить, счастливо, богато, дома свои строить, детей растить – чтобы великая страна была, и в космос первыми, надеюсь, успеем. А вы, разлагайтесь там у себя за океаном, не интересны вы нам, пока не мешаете. Сунетесь же, ожидая, что мы такие, как в вашем кино изображены – получите капитальный облом. Не было меня в Китае в пятидесятом – но Валя Кунцевич мог бы рассказать (если б ему разрешили), как два ваших новейших бомбардировщика В-47 к нам попали и за что Ли Юншен (пока единственный из китайцев) нашу Звезду Героя получил[10].

Возвращаясь же к кино – снимают у нас не только про войну. И всякую там русскую классику, и комедии – позавчера «Запасной игрок» смотрел и с сожалением вспоминал, как мы круиз на «Нахимове» не завершили, из-за какой-то бандеровской сволочи. А Вицин (до того успевший сняться и в «Она вас любит»), на мой взгляд, сильно был в нашей истории недооценен, вот прилипла к нему маска одного из гайдаевской троицы, и ничего больше, а ведь у него и другие образы хорошо выходили, хоть в «Земле Санникова» (про это слышал, ждет очереди на пересъемку с резолюцией: «Добавить научной глубины»). Ну и, конечно, фильмы в стиле соцреализма про трудовые будни – как Аня с моей благоверной в «Высоте» снялись (со второй попытки). И, на мой взгляд, гораздо удачнее получилось, чем первая (бывшая почти копией той, из иного времени), намного лучше дух эпохи передает. Вот только «ветреная» сцена (укрощение подвешенной трубы), причем с двумя участницами, вышла такой, что Мерилин от зависти умрет (а скорее, в том американском фильме, еще не снятом, этого эпизода и не будет). Аня Лазарева до сих пор на Пономаренко в обиде – ну нельзя же из инструктора ЦК делать посмешище с раздеванием! Хотя, на мой взгляд, там ничего такого на экран не попало, в «эти» моменты камера на героинь крупным планом по пояс – в кадре лица, красивые и одухотворенные, а не ноги, как у той Мерилин, ну а юбки над головой не более чем фон.

– А это как в сценарий будет вписано, – ответил Пономаренко, – если потребуется, ради интересов СССР. Кстати, а где вы сценарий возьмете – или лишь изобразите, что снимаете?

– Есть сценарий. Известный вам товарищ с «Воронежа» на пару с нашим будущим светилом фантастики написали, и мы с Люсей (Лючия кивнула) как раз перечитывали вчера. И думали в следующем году предложить «Мосфильму», а вот как повернулось. В крайнем случае сделаем то же, что с «Высотой» первой редакции – материалы не пропадут. Что-то снимем там, что-то тут, уже после. Главное – получим глубокое погружение в обстановку и взгляд изнутри.

– И вы, Анна Петровна, снова видите себя на экране?