– Хотя жанр ему не собьете? – спросил Пономаренко. – Все же там он совсем другие фильмы снимал, жалко, если тут не будет. У вас же не еще один «Иван-тюльпан» намечается, а что-то героически-историческое, да еще с фантастикой.
– Талант многогранен, – сказала Анна, – и ведь там он тоже в самом начале снял совсем не в том жанре. А после за дебют здоровый втык получил, «за политическую неправильность», мог бы вообще из профессии вон. Простите, Пантелеймон Кондратьевич, но мне показалось, что кого-то из заслуженных привлекать нельзя. Взбрыкнет еще, зачем нам в группе нужно напряжение? А этот товарищ – справится.
Святая Тереза, а вдруг и мне удастся сняться у него, лет через десять? Хотя это немного и не мой жанр – а впрочем, вспомнив «Тюльпан», а отчего бы и нет?
В этот раз мы ехали поездом. Мне пришлось оставить своих детей на попечение Марьи Степановны, тети Паши, тети Даши – знаю, все будет в порядке, детский сад и ясли в этом же доме, на первом этаже, воспитатели сами приходят утром, чтобы нашу «команду» (моих и Аниных) забрать, а вечером возвращают; старшие уже в школу ходят, но каникулы пока. И я надеюсь, мы вернемся через месяц (как Пономаренко планировал). В поезде я если не проводила время со своим мужем, то беседовала с Анной. Обо всем – в том числе и о моде, которая оказалась, с точки зрения «инквизиции», очень даже серьезным вопросом.
– Люся, ну ты же классиков читала, сдавала экзамен марксизм-ленинизм? Помнишь, что Ильич говорил про русскую интеллигенцию, обожает носить уже выброшенные в Европе тряпки… или шляпки? Это он фигурально, имея в виду идеи и теории, но ведь мода – это тоже индикатор. И как-то выходило, что, даже революцию совершив, в идейном плане мы во многом за Западом шли, верили в его «мудрость». Что
Я кивнула. Товарищ Елезаров нам в Академии лекции читал, а муж после давал разъяснения. Что теория «слияния» социализма и капитализма (в той истории, года восьмидесятые) оказалась, попав в СССР, чашей отравы. И что распад Советского Союза там был вызван лживыми поучениями, которым поверили имеющие власть, «сбросить на местных все издержки, забирая себе доход – господствуя не политически, а экономически». А уж как гонялись за «импортом» там, в будущем, простые граждане СССР! Теперь же оказалось, для «мониторинга» (как назвал это мой муж) большой интерес представляет, что в Риме подражают тому, что носят в Москве. Как, например, наши «рабочие» платья – мы в Академии шили их для занятий стрельбой и рукопашкой, когда нас обучали «будьте готовы не только в спортивном, но и в обычной одежде», так что девушки на некоторые тренировки надевали платья, но шили их из прочного, плотного и в то же время тонкого материала, в котором можно падать, перекатываться, ползать, юбка широкая, чтобы движения не связывала, длина на четверть ниже колена, верх закрытый, с длинным рукавом, и застежка спереди как на пальто, накладные карманы на груди или с боков – мой муж, меня увидев в этом платье, сказал – «стиль сафари». Одеваться так оказалось удобным и для улицы в нежаркую погоду – а после мы обнаружили, что такие платья пользуются спросом даже у тех, кто к Академии никакого отношения не имеет. С прошлого года «сафари» заняли место среди моделей РИМ, а теперь я увидела, они и в Италии популярны.
– Люся, ну чему тебя учили? Это же уникальный случай, когда точные цифры есть и можно посчитать и сравнить. Зная, когда и какие модели пошли в производство, сколько их было продано, в какие сроки, по разным городам – идеальный «мониторинг», на примере моды, как распространяются любые новые веяния, взгляды, идеи.
Именно что любые! После фильма, где мы с тобой были «советскими мерилин» – знаю, что в иной истории после той Мерилин такие аттракционы в парках были популярны, когда тебе внезапно под юбку дует, на потеху зевакам. Тот фильм в Америке еще не сняли, а я это безобразие уже видела в Риме, и не только в парке Вилла Боргезе, под музыку из того самого кино, «не кочегары мы, не плотники», но и у входа в самый большой универсальный магазин. Причем если у почтенных синьор лишь слегка подол надует, то у молодых, красивых, модно одетых синьорин юбки взлетают выше головы – визг, смех, аплодисменты зрителей, после чего жертве в компенсацию вручают купон на скидку, а магазину реклама и рост продаж. И это католическая Италия, где нравы куда строже, чем у каких-то французов!
– Люся, ну ты меня удивляешь. Неужели тебе не говорили, что иногда твои же девушки из РИМ, они же курсантки Академии, делают в аэротрубе? В исключительно женской компании, парней не допуская.
Я не поняла, отчего моя лучшая подруга рассмеялась. Есть у нас такое, для тренировки парашютистов – чтобы учиться в потоке своим телом управлять, я там бывала не раз (и конечно, надев летный комбинезон). Оказывается, после того самого фильма у наших девушек появилась игра – войти туда одетыми обычно, и кто дольше платье у ног удержит. Спорят, например, на мороженое.
– Ань, а это на подозрение наталкивает, не твоя ли идея? Могла бы и мне рассказать!
– Люся, ты извини, но твои же «лючии» на тебя смотрят как на особу исключительно строгих нравов и боятся тебе что-то лишнее говорить. Так что учти – отрываешься от коллектива!
Учту и постараюсь исправить. Но «мини» никогда не надену прилюдно, и среди моделей РИМ его не будет. Хотя наедине с моим рыцарем вполне могу. Заодно испытаем, как Пономаренко говорит, «наш стиль против их стиля». Для чистоты эксперимента.
Мой муж, когда я ему этот разговор пересказала, ответил – а мини на мне бы смотрелось. Едва не получил от меня по щеке – и знал ведь, что мою руку поймает. Еще сказал, что очень хотел бы увидеть меня в той трубе, «и в этом самом платье, клеш без пояса, что на тебе сейчас – останешься ли ты в нем после».
Конечно, не останусь. Только двери в купе запрем, чтобы никто не заглянул.
– Когда тебя застигает пожар в прерии и, казалось бы, спасения нет – то выручить может встречный огонь, уделите внимание Фенимору Куперу, где это описано подробно. А если попробовать так поступить с коммунистическим пожаром, готовым сжечь весь свободный мир?
– Я прочел ваш отчет и доклад, – сказал президент, – отчетом о вашей московской миссии я доволен. А касаемо ваших предложений по Индокитаю – у вас десять минут, чтобы доказать мне, отчего я не должен прямо сейчас передать это в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. Время пошло.