– А ты откуда это знаешь? – удивилась она. – Ты ведь не студентка.
Ну да – но как Игорька арестовали, то даже те, кто со мной на работе в одной комнате, сейчас говорить не хотят лишний раз. А эти, из партийной школы в университете, напротив, со всем пониманием, по-людски. И так вышло, что я уже и на уроке у них была, и про коммунизм слушала, каким он должен быть.
– А разве сейчас коммунизм не такой, как должен?
Ой, ну не знаю – необразованная я! Семилетку кое-как закончила – а все говорят, что учение Ленина – Сталина слишком сложно для малограмотного человека. Но было там сплошь лозунги и цитаты – правильные, такие же, как у нас партийный секретарь на митинге кричал.
– Ладно, пойду я…
– Подожди, – остановила она меня, – а что ты не попробовала поговорить с тем, кто организует эту… акцию?
Ой, да никто ее не организует! Чем мне еще нравятся студенты, что нет у них такой принудиловки – вот ходят разговоры, и вдруг кто-то говорит: «А давай!» А нет такого, чтоб расписано, вот главный, он приказывает, и попробуй не выполни. Так и с цветами было, что в фонтан. Теперь вот кто-то такое предложил. И нашлись желающие.
– Лозунги-то хоть какие, помнишь?
Что-то про ленинские нормы и равноправие всех наций. А так, правильные слова.
– Пойду я…
– Да не спеши ты, я ж помочь тебе хочу. И не пойму, ты тоже в команде протестующих или нет?
Да как же я – там сознательные одни. Ну, а мне поручение дали шутейное. Пирожков домашних ребятам приготовить – у меня получается хорошо. Я и на собрание приносила, пробовали, понравилось.
– Ну, тогда все просто, – улыбнулась товарищ Смоленцева, – аптеки ведь работают еще? Чтоб ни для кого последствий не было, сделаешь так…
Ну, купила я, что сказано. И в пирожки положила – средство ведь домашнее, от иной болезни, никакого яда. Назавтра, в первом часу пополудни, прихожу я к вокзалу, как раз через четверть часа должен московский поезд прибыть и варшавский. Вижу, стоят шестеро парней и девчат двое. Раздаю им пирожки, по паре на каждого. Поели, меня спросили, что сама не ешь – а я отвечаю, так не осталось, вот дюжина была, вся и ушла. «Да вы не беспокойтесь, я дома поела».
Ну, встали они там, где народ с поездов и на поезда идет. И развернули – один лишь плакат. Желтым по красному, как на демонстрациях: «Товарищи, Ленин учил о равных правах всех наций. Отчего нам запрещают учиться на украинском языке?» Тут же милиция подоспела – но никого хватать не стали, а на народ глазеющий покрикивают: «Разойдись, не толпись – ребята самодеятельность репетируют».
– Что, правда? – голос из толпы. – А как называется ваш театральный коллектив, можно прийти посмотреть?
А я смотрю, что-то в первых рядах лица знакомые – вот этого я точно на съемках видела. Стоят, глядят, смеются. И народу объясняют: «Студенты репетируют, спектакль на свежем воздухе, будет 7 ноября».
Эти, которые с плакатом, кричат в ответ: «Товарищи, это политическая акция!» А те, кто в первых рядах толпы, еще пуще смеются: «Вы естественнее держитесь, а то зритель вам не поверит». Ну прямо цирк – но длился недолго. Сначала один из студентов за живот схватился – но терпел. Его товарищ напротив другим бросил: «Я сейчас, подождите», – и бегом в вокзал, а там туалет закрыт и табличка: «Перерыв на 30 минут». В общем, через пять минут все восемь были согнувшись, кто-то в кусты в сквере хотел, так милиционеры завернули, «не положено». Ну, а что дальше было, о том промолчу. Девчат жалко особенно. А затем приехал милицейский фургон, и всех восьмерых погрузили – как громогласно старшина объяснил, «за антиобщественное поведение, выразившееся в загрязнении общественного места», на пятнадцать суток всех.
– Да ничего им не будет, – сказала мне после товарищ Смоленцева, – пятнадцать суток административного, с привлечением к работам, на том же вокзале туалеты мыть.
И добавила уже озабоченно: