Книги

Красные камни

22
18
20
22
24
26
28
30

И она кокетливо поправила на груди шелковую розу.

– Ира, вы ведь комсомолка? – спросил Андрей Иванович (Ира кивнула). – Тогда скажите, как вы понимаете слова Ильича про необходимость учиться? И про то, что каждая кухарка должна управлять государством.

– Конечно же, современной науке, в наш научно-технический век, – бойко ответила Ира, – и каждая кухарка должна понимать, как управляют государством, чтобы осознанно, а не слепо, следовать принятым партией решениям. Нас учили так, а у меня по марксизму пятерка была!

– Ленин вкладывал в эти слова совсем другое, – произнес Андрей Иванович, – вы слышали такое понятие – демократический централизм? По замыслу Ильича, править должен весь народ, избирая самых достойных в Советы всех уровней, от районного до Верховного, и этим Советам должна принадлежать вся власть. Для повседневной же, текущей работы, Советы должны назначать постоянно действующие комитеты и комиссии, члены которых на это время (и только на это) освобождаются от работы по прежней профессии, получая ту же зарплату. Вот как должна была выглядеть подлинно советская власть, участвовать в которой через выборы будет любая кухарка. Руководящая же роль партии должна была выражаться в том, что товарищи, избираемые в Советы, в Комитеты и комиссии – самые сознательные, самые заслуженные, самые лучшие народные трибуны, – само собой, обязаны быть членами партии, как же иначе? О власти же партийной бюрократии у Ленина нет ничего!

– Ой, а вот не пойму что-то, – сказала Ира, – в армии ведь нет, чтобы солдаты командиров выбирали? Даже лейтенанта три года учат, ну а полковника или генерала – это и представить страшно, сколько. А ведь заводом управлять или городом – это, наверное, не проще, чем полком, или даже дивизией? И разве можно всех кухарок обучить, чтобы они могли так справиться?

– Говорят же, ум хорошо, а много лучше, – ответил Андрей Иванович, – с этим вы согласны? Верно, один кто-то и ошибиться может по неумению или неопытности, так кто-то его поправит, если коллектив.

– Не согласна! – заметила Ира. – Ведь один академик или профессор может изобрести что-то такое, что и тысяча необразованных не придумают.

– Опять ставите все с ног на голову, – начал раздражаться Андрей Иванович, – впрочем, для женщины, да еще в ваши годы, простительно. Конечно, сложные вопросы должны решать специально обученные люди. Но отвечать за результат своего труда они должны перед трудящимися массами, перед простым народом. В лице его представителей, выбранных в Советы.

– Так нам рассказывали на истории, так в Испании было, когда там наши с Франко воевали, – не унималась Ира, – обсуждали и спорили, где завтра будут наступать. А фашисты слушали и подготовиться успевали. Я вот не пойму, какие обсуждения могут быть – приказа на войне? А наша страна ведь с самого семнадцатого года как осажденная крепость – в любой миг на нас напасть могут, чтобы снова буржуев на нашу шею посадить.

– Ира, вы ведь умная девушка, политически образованная, комсомолка. И понимать должны: да, пока на нас напирает безжалостный враг, мы должны быть неприступной крепостью. Но как только мы победили, кончилась война – не нужно уже осадное положение с комендантским часом. А у нас, вы заметьте, и следа нет, чтобы ослабить.

– Как же нет? – удивилась Ира. – Конституцию приняли. Да и разговариваем мы сейчас…

– Конституцию – в декабре тридцать шестого, – ухмыльнулся Андрей Иванович (и его усмешка показалась Ире злой, даже враждебной), – и видите, даже вы сейчас боитесь договорить. Верно, что-то разрешили – те, кто вчера запрещал и карал, и все они на своих местах сидят, и так же могут обратно все перекрыть. Двадцатый съезд партии прошел – как бенефис вождя и аплодисменты зала, или не так было, я ошибаюсь? Вы все, что сразу отвернулись, – а Ильич говорил: критикуйте меня, если я неправ, чтобы не зазнавался! Сытость не путайте со свободой – дачи разрешили, машины, отдельные квартиры поощряются – вместо домов-коммун!

– Андрюх, ну ты тоже не перегибай! – вставил Мишка Мацевич. – Вот пришлось мне в тридцать восьмом в таком доме жить. Семь этажей, система коридорная – и комнатушки размером с купе вагона, две койки и столик, и поесть приготовить негде, обедать лишь в столовую на первый этаж. Так и воду на этажи не подают, туалеты в подвале, как и душевые, а лифта нет – как захочешь, так с седьмого этажа беги, и назад. Руки бы пообломать тому, кто такое придумал![41] Жильцы все на взводе, особенно по утрам, как на работу надо, не то что до мордобоя, до поножовщины доходило, такое вот воспитание коммунистического общежития.

– А вот тут нечего на зеркало пенять, если рожа кривая! – резко ответил Андрей Иванович. – Или вы считаете, если мещанское мурло по отдельным квартирам распихать, оно мещанским мурлом быть перестанет? Если мы тысячи лет при эксплуататорском строе жили, от фараонов до Николашки, когда человек человеку волк, и думаете, это сразу исчезнет? И как, по-вашему, квартирами и дачами это перевоспитаешь – или же учить людей коммунарами быть, да, и принуждением тоже, если уговоров не слушают. Задумка с домами-коммунами правильная была – идея в том, что люди, между собой договариваясь на общей кухне и других местах, учились жить сообща, друг другу уступая. Но пустили дело на самотек – а надо было как в Китае, у них там над каждым десятком домов старший поставлен, с правами, как взводный над рядовыми, – и сам перед старшим над сотней отвечает. Так и у нас должно бы, старший над квартирой, с правой наказания, старший над этажом, управляющий домом, кварталом – лет десять бы, и привыкли все, жили бы в радости и с песнями. А что туалет и душ в подвале – так подумай, насколько дороже было бы все на этажи, а тем более в каждую квартиру провести, и какая выгода выходит в масштабах всей страны. Что означает – больше домов будет построено, куда заселятся те, кто раньше ютились в землянках и сырых подвалах. Ну, а по лестнице побегать – так это как физзарядка, забота о здоровье.

– Мне бегать тяжело, – заметил Мацевич, – это молодым в радость.

– Конечно, для заслуженных товарищей должно быть исключение, – ответил Андрей Иванович, – как Ильич, о стране думая, сделал выговор коменданту Кремля за неисправный лифт: «Есть сердцем слабые, для коих опасен лестничный подъем». Вас, товарищ, никто из отдельной квартиры выселять не будет – поскольку заслужили. Но вы же не будете отрицать, что беспартийным массам до нашего уровня еще расти и расти?

Мацевич промолчал, лишь пожал плечами. Андрей Иванович снова обратил взгляд на Иру.

– Ленин называл мелкобуржуазную стихию более опасным врагом коммунизма, чем капиталисты и помещики. Поскольку этих персон истребить легко, а инстинкт собственничества внутри нас взращивался тысячелетиями. Принцип материального поощрения следует применять к тем, кто уже сознателен – иначе получим массу мещанского мурла в отдельных квартирах, с машинами и дачами. Вам что, смешно?

– Ой, простите, – ответила Ира, – я просто представила очередь в магазине за чем-то вкусным. И голос продавца: «Коммунисты, вперед».

– Вот не надо демагогии! – сказал Андрей Иванович. – Хорошо, если вам не нравится формулировка, скажем иначе: более сознательные товарищи заслуживают большего материального поощрения. Ну, а для менее сознательных и могущих подвергнуться буржуазному разложению должны применяться награды, направленные именно на воспитание коммунистического сознания – как переходящие вымпелы, знамена, медали. Или в вашем примере, товарищ (тут он взглянул на Мацевича), объявление «квартирой коммунистического быта» или «лучшей квартирой на этаже», аналогично для этажа в доме и дома в квартале. Ладно, можно и ценный подарок вручить, часы или ботинки. Но уж точно не автомобили – вы представьте, что тогда будет на улицах твориться, когда вся Москва, сколько тут миллионов населения, и каждый на своей «победе» или даже «москвиче» выедет, сколько это народному хозяйству обойдется, и какой дикий расход бензина. Ира, вам опять смешно?