Впрочем, может быть, и не делала вид, а действительно перерывала свои запасы, потому что вещей у неё оказалось множество. Она всё ещё держала в руках коралловое платье, а на земле перед рюкзаком появлялись гребни, ксоны, связка платёжных карточек, наручные свотчи, украшения из цветных смол и стекляшек, доска для игры в Башню Фирболга и такое множество мелких вещиц, словно бы Дэйдра заделалась коробейником и раскладывалась на целый день торговли.

Но Таро Тайрэн не мешал и не торопил.

Любовался склонённым тонким затылком и жемчужной дугой позвонков. Понял, что на гладкой и загоревшей коже уже было и не найти следов от шрамов. Два или три последних дня смыли с неё прошлое, как корку походной грязи. У неё округлились плечи, стала заметнее грудь и определённо раздались бёдра.

Тайрэн подумал, что скоро уже ей нужно будет замуж. Как раз в городах начнётся весенний тиндер. Они не смогут себе позволить билет на серебряную или золотую сцену. А что ей, такой красавице, делать на медной? В толпе сисястых крестьянских простушек?

«Ну, может быть, ещё выгорит с распиской Бэра, — подсказал Ингвар Нинсон.— Будет нам и серебряная сцена, и женихи поприличнее».

Вторя мыслям Тайрэна, Дэйдра повернулась другим боком. Она была проворна и гибка, как хлыст. Ползала вокруг рюкзака, тянулась за всё новыми и новыми вещами во всё новых и новых клапанах и кармашках, не забывая искоса поглядывать, смотрит ли Таро за тем, какой она теперь стала. А когда удостоверилась, что он оценил все происшедшие с ней перемены, скользнула в коралловое платье.

Девочка с победным видом извлекла из рюкзака моток красной Макошиной нити. Тайрэн механически посмотрел на оружие. Понял, что у него в руках лук Фэйлан. А Уроборос в сайдаке и должен висеть где-то за плечом. Видимо, со снятой тетивой.

Оказалось, Дэйдра хочет использовать Макошину нить в качестве пояса. Несмотря на появившиеся округлости, Дэйдра оставалась худенькой куклой и таким поясом могла бы опоясаться трижды. Но на концах Макошиной нити сидели похожие на Мортидо серебряные паучки. Дэйдра соединила их, и паучки втянули в себя пояс, ремешок затянулся с сильным и хрустким щелчком.

Из вороха украшений Дэйдра выбрала лишь костяной амулет, который не подходил к этому наряду. Он и украшением-то не был. Скорее уж вибросвисток, шаманский талисман, череп диковинной птицы, всё это одновременно.

Увидев это украшение, Таро схватился за голову.

Затылок разламывался так, что перестала ощущаться боль ото всех остальных ран. Словно под череп вогнали отогнутый край фомки и теперь налегали, стараясь сковырнуть голову с позвоночника.

Это тоник. Клятский тоник. Бэр предупреждал…

Таро попытался встать. Против ожиданий, это легко получилось. Ему помогала Дэйдра. Он положил руку ей на плечо, и кукла с нежностью коснулась локтя, обвивала руками,потёрлась щекой.

— Мне плохо, мне нужно прилечь.

«В стороне от дороги, уйди с дороги!»— Голос Ингвара Нинсона был почти неразличим, словно он пытался докричаться сквозь вьюгу.

Она всё ластилась и ластилась, беззвучно втираясьв кожу, с силой прикасаясь щекой к инсигниям, нежно вплетаясь пальчиками в ладонь Великана.

— Давай-ка, девочка, постараемся выбрать место в стороне от дороги, да…

Она вжалась ещё плотнее, так настырно, словно пыталась пролезть к нему под кожу. Просочиться в кровь. Впилась ногтями в руку, прильнула всем телом, сбоку, страстно обняла сразу и руками, и ногами, и длинным хвостом.

— Девочка?

Но рядом с ним шёл Уголёк. Призрак фамильяра стал огромным, размером с Дэйдру. При этом он был девочкой. Вроде бы Грязнулькой. Но не с её пропорциями сотканного из веточек недокормыша, а вполне себе взрослой женщиной, с округлыми бёдрами и колышущейся в такт ходьбе грудью. Только это был лишь силуэт, общий абрис, сотканный из жирного дыма, какой бывает, когда горит земляное масло.