— Но тем не менее вы пришли сюда, — сказала Анника.

— Ты не понимаешь, — прошептала Карина. — Не представляешь, в каком страхе я жила все эти годы. После Ф-21, после исчезновения Ёрана… И потом получить по почте предостережение…

Она спрятала лицо в футболку.

— Детский пальчик, — сказала Анника, и министр уставила на нее удивленный взгляд.

— Откуда ты знаешь?

— Я разговаривала с мужем Маргит Аксельссон, Тордом. Было ясно, что это язык символов.

Карина Бьёрнлунд кивнула.

Ёран Нильссон застонал и дернул левой ногой.

Анника и министр равнодушно оглянулись в его сторону.

— Он меня преследовал, — сказала Карина Бьёрнлунд. — Однажды вечером я увидела его стоящим возле моего дома в Книвсте. Через день я видела его в Упсале. Он прятался в какой-то лодке. В пятницу я получила еще одно письмо.

— Еще одно предостережение?

Министр на несколько секунд закрыла глаза.

— На листке была нарисована собака, а под ней был крест. Я догадалась, что это означает, но не смогла себе самой в этом признаться.

— В том, что убита Маргит?

Карина Бьёрнлунд кивнула.

— С ним я больше не общалась, но думала всю ночь, а утром позвонила Торду. Он рассказал мне, что Маргит убита, и я все поняла. Либо я прихожу, либо меня убивают. Я решила приехать.

Она посмотрела на Аннику и отняла футболку от носа.

— Если бы ты знала, как мне было страшно, — сказала она. — Как я мучилась. Каждый день, каждую ночь дрожать от страха, что кто-то может прийти… Это отравило всю мою жизнь.

Анника смотрела на эту облеченную немалой властью женщину в дорогой шубе, на девочку, восхищавшуюся двоюродной сестрой и потянувшейся за ней сначала в легкую атлетику, а потом в политику, смотрела на девушку, влюбленную в вождя, в харизматическую личность, но нашедшую в себе силы порвать с ним и сохранить свою жизненную позицию.

— Фактическое запрещение ТВ «Скандинавия», чтобы замести весь сор в угол, было вашей большой ошибкой, — сказала она.