— Нужно позвать священника, пусть отслужит молебен за упокой усопших, — подала голос Мария Григорьевна.
Я посмотрел на нее. Царица была в одной рубашке, но успела покрыть голову платком. Лицо ее было спокойно и скорбно. Никакого испуга за себя, своих детей или ненависти к подосланным убийцам я не заметил. Я уже второй раз сталкивался с ее жизненной позицией и удивлялся этой женщине, дочери одного из самых страшных палачей средневековья, сестры отравительницы князя Михаила Скопина-Шуйского. Какие, однако, разные люди могут быть в одной семье!
Царицу не послушались, и за попом никто не побежал, слугам было не до того, они выносили убитых, затирали залитые кровью полы. Я же опять оказался на распутье. При таком стечении народа идти досыпать в повалушу царевны было неловко. Я вопросительно посмотрел на Ксению, которая была тут же, куталась в платок и не произнесла ни одного слова. Пришлось мне самому проявить инициативу.
— Тебе, Ксения, лучше уйти, — сказал я, подойдя к ней почти вплотную. — Все кончилось хорошо.
— Проводи меня, — попросила она, разом решив мои сомнения. — Мне одной страшно!
Я взял ее под руку и отвел в покои. Как только мы вошли в первую комнату, там все замолчали.
— Ложитесь спать, — приказала царевна и, не задерживаясь, прошла в свою светелку.
Вслед за нами туда вошли давешняя Анюта, помогавшая хозяйке раздеваться, и героиня дня, Матрена. Я довел Ксению до лавки, на которую она тут же устало присела.
— Царевна, — обратилась к ней Анюта, — принести квасу или водицы?
— Нет, идите обе с Богом, мне нужно отдохнуть. Ты мне поможешь? — добавила девушка, обращаясь теперь уже ко мне.
— Конечно, помогу.
Дождавшись, пока мы остались одни, Ксения попросила:
— Обними меня, мне так холодно.
Глава 7
Утром мы все отправились в баню. Все — это, понятно, Годуновы, обслуга, охрана, ну и я, то ли в роли прихлебателя, то ли оруженосца.
— Ну, надо же, — про себя радовался я, — сподобилось же такое, помыться в царской бане, да еще в Московском Кремле!
Правда, больше, чем сам факт такого интимного сближения с монархией, меня волновал конкретный вопрос, как это все будет происходить: девочки налево, мальчики направо, или все-таки все вместе? Последнее, конечно, было бы интереснее.
Баня, или как ее еще называли «мыльня», оказалась почти рядом, за царским двором в отдельном строении. Наше неспешное шествие сопровождалось любопытными взглядами и повышенным вниманием окружающих. Драматические ночные события на Годуновых никак не сказалась. Во всяком случае, внешне они выглядели вполне спокойными и достойными правителями. Что было неудивительно, у них уже была семилетняя привычка к публичности. Меня внимание публики так же не волновало, тем более, что я шел сзади всех, затерявшись между стрельцами, чему вполне соответствовал боевой наряд. Возможно, если бы меня вели под ручки специальные придворные, как они, по обычаю, поддерживали юного царя Федора, я бы вел себя соответственно торжественному моменту и не крутил головой по сторонам, как обычная деревенщина.
Не успели мы дойти до самого заведения, как его двери широко распахнулись, и наша демонстрация вползла в широкие банные сени, проветренные и душистые. И здесь, увы, это я о мечте идиота, человеческие потоки разделились на два ручья, девочки вошли в одну дверь, мальчики в другую. Осталось надеяться, что хотя бы парная, согласно обычаю, будет у нас общая.
Баня оказалась отменная, но в восемнадцатом и девятнадцатом веках мне случалось посещать и более комфортабельные моечные заведения. Однако и то, что предстало перед глазами, было, по здешним меркам, супер: резные лавки, сенники с ароматными травами и восточными пряностями.