Я посмотрел, как он извивается, и позволил себе миг удовлетворения, в котором никогда никому не призна́юсь.

Майло, услышав выстрел, примчался с пистолетом в руке. Он перевернул Уэйра и связал его найденной здесь же синтетической веревкой по рукам и ногам, как раз в тот момент, когда прибыла бригада «скорой помощи» из Малибу.

Одна бригада — одни носилки. Приоритет был отдан Трэвису Хаку. Уэйру предстояло страдать.

Во время короткого перерыва в его стенаниях я услышал что-то из-за перемычки.

Слабое, глухое постукивание. Будь шум волн сильнее, я не расслышал бы этот стук.

Майло тоже услышал его. Сжимая пистолет в руке, он указал на дверной проем, остановился, заглянул туда и скрылся в кладовке.

Я последовал за ним.

Привалившись к сложенной из бетонных блоков стене, сидел мальчик. Запах мочи, экскрементов и рвотных масс едва позволял дышать. Мальчик был завернут в черные мешки для мусора и связан поверх них нейлоновой веревкой, словно колбаса для копчения. На глазах у него была повязка из черного муслина, рот был заткнут резиновым шариком ярко-оранжевого цвета. Ноздри его были свободны, но забиты соплями. Голова обрита наголо.

Он пинал маленькими босыми ступнями фанерную стену кладовки.

Шесть квадратных футов. Приговоренные к пожизненному заключению убийцы обитают в более просторных камерах.

Мы с Майло бросились освобождать его. Лейтенант подоспел первым, позвал его по имени, сказал, что он спасен и всё в порядке. Когда с темных миндалевидных глаз спала повязка, Келвин Вандер посмотрел на нас.

Сухими глазами.

Из другого мира.

Я коснулся его щеки. Он закричал, словно попавший в капкан енот.

— Все хорошо, сынок, не надо бояться, теперь ты в безопасности, — заверил Майло.

Взгляд мальчика был устремлен ему в глаза — острый, изучающий. На щеке его виднелись синяки, припухлости, мелкие порезы.

Обе руки его были целы.

— С тобой все будет в порядке, сынок, — повторил Майло и склонил голову, чтобы ребенок не видел его лица.

Не распознал ложь.