— А то! — подтвердил фаворит. — Сейчас бы уже на Выборг шли, а приходится здесь торчать!

— Так почему бы не захватить эти два? — спросил я.

— А как? — сразу заинтересовался Александр Меньшиков.

— В утренних сумерках подкрасться поближе вдоль берега, чтобы на его фоне незаметней быть, а потом рвануть к ним и взять на абордаж, — проинструктировал я.

— На них пушки стоят, много, побьют всех, — возразил он.

— Пушки по бортам стоят. Если зайти с носа или кормы, а потом поджаться к бортам, пушки будут вне игры, — просветил я.

— Зато другие корабли будут стрелять, — высказал сомнение фаворит, которому на роду, видать, написано быть адвокатом дьявола.

— С такой дистанции они вряд ли попадут, а ближе подходить побоятся, потому что фарватер не знают, на мель сядут, — ответил я.

— Зато эти знают и убегут от нас, — сказал Меньщиков.

Я вздохнул и продолжил ликбез:

— Ветер им противный. Убегать смогут только галсами, а для этого надо уходить с фарватера. Даже если они не побоятся сесть на мель и пойдут галсами, ялы на веслах намного быстрее ходят, догоните их.

— Сколько надо народа и лодок на это дело? — деловито поинтересовался он.

— Возле каждого борта сможет встать всего по два яла. Значит, восемь. Добавь два-три на всякий случай. А народа — сколько влезет в ялы. Запас в жопу не дерет и жрать не просит, — процитировал я в конце известную в будущем поговорку.

Александр Меньшиков, в отличие от моих офицеров, услышал ее впервые, поэтому заржал так, что оглянулись Петр Первый и вся его свита.

— Пойду государю расскажу про запас! — весело бросил фаворит, которому, как никому другому, известно было, что дерет, а что нет, и побежал к Петру Первому.

Рассказывал долго, а засмеялся царь, посмотрев на меня, только по окончанию монолога, а потом облапил своего бой-френда и от души пошлепал по спине, хваля за что-то. Так понимаю, за план захвата вражеских кораблей. Петр Первый со свитой сразу же пошел к лошадям, собираясь, как догадываюсь, вернуться в крепость. Александр Меньшиков, шагая за царем, обернулся ко мне и помахал рукой. Надеюсь, не только напоминая о бочке вина, но и обещая при случае «шепнуть».

Рано утром все было проделано именно так, как я посоветовал. Лодок было тридцать — поговорку про запас поняли правильно. Нападением на шняву командовал царь, на тендер — его фаворит. Как по заказу, пошел проливной дождь и помог подобраться скрытно. Шведы слишком поздно заметила атакующих. Перерубив якорные канаты, попробовали развернуться бортом, чтобы встретить пушечным огнем, но не успели. Ялы поджались к бортам обоих судов, на палубы полетели ручные бомбы, солдаты зацепились «кошками» и полезли на абордаж. Через полчаса шнява «Астрильд» и тендер «Гедан» стали основой Балтийского флота Российской империи. В плен попало всего тринадцать шведов, которые успели вовремя спрятаться. Оба судна взяли на буксир и потащили в Неву. Оставшиеся семь шведских кораблей открыли по ним огонь из всех орудий. Дистанция была великовата, но каждый трофей получил по несколько ядер, повредивших их сравнительно слабые корпуса и рангоут. На следующий день призы отбуксировали под стены крепости и устроили салют из всех крепостных орудий, дав понять шведам, кому принадлежит Ниеншанц. После чего вице-адмирал Нуммерс отвел эскадру подальше в море, а Петр Первый облегченно вздохнул, поверив, что Шлотбург теперь его.

Десятого мая в бывшей кирхе, а ныне православной церкви, был отслужен праздничный молебен, после чего генерал-адмирал Головин, первый кавалер ордена Святого Андрея Первозванного, вручил точно такие же Петру Первому и Александру Меньшикову. Кстати, пока что эти ордена вышивают на мундире, сообщая о принадлежности к определенной, избранной группе людей, которых должно быть одновременно не более двенадцати человек. В металле они станут позже. Царь получил орден за номером шесть, а фаворит стал седьмым кавалером. Скромность царя меня порадовала. Как и память его фаворита.

— Отблагодарю, — шепнул мне Александр Меньшиков, когда проходил мимо после торжественной церемонии.