— Врачи тебе поставят памятник! — сказала Лида мужу, после того как они поужинали, отпустили Лену и устроились на диване в гостиной. — То стояли пустые больницы, а теперь они все забиты.

— Так уж и пустые, — возразил он. — Многих беженцев лечили.

— Я обморожения не считаю, — отмахнулась она, — а у большинства больше ничего и не было. Кстати, сегодня слышала, что вернулась экспедиция на Тибет. Что, так ничего и не нашли?

— Где это ты могла слышать? — удивился он. — Это секретная информация, которая через Секретариат не пошла.

— Профессора Лешкова знаешь? А его жена у нас завсектором и моя подруга. Не вздумай ее чихвостить: Светка ничего никому прямым текстом не болтала, так, проскочило несколько намеков, но мне этого хватило.

— С живыми бактериями у них, на наше счастье, ничего не вышло. Тысячи проб в самых разных местах с одним и тем же результатом: живых носителей нигде нет. Может быть, что‑то оставалось в лаборатории в Шанжао, но там все обработали плазмой, так что и эту опасность убрали.

— А в Индии?

— Если они не сохранились в Китае при низких температурах, то в Индии не сохранятся и подавно. И соваться мы туда пока не будем даже в скафандрах. Есть предел психической устойчивости и у наших десантников. Ты просто не представляешь, что там сейчас творится. Морозов нет, но холодно. В таких условиях тела будут разлагаться годами. Да там мухи будут падать на лету, если они еще остались. Чуть позже пошлем туда автоматы и посмотрим одним глазом.

— Значит, опасности больше нет?

— Береженого бог бережет, — ответил Алексей. — Все пострадавшие страны закроем на двадцать лет. За это время точно ничего не останется, а плоть сгниет. Да и не нужны нам пока те территории, с Европой и Америкой возни надолго хватит. А всех остальных строго предупредим, чтобы тоже не совались.

— Остальных — это кого?

— В первую очередь Иран, Монголию и Японию. Ну и островные государства, особенно Сингапур. Тем нужно только восстановить мосты. Конечно, если будет кого предупреждать.

— Получается, сам не гам и другому не дам? — съязвила Лида.

— После катастрофы в своих собственных странах земли будет до фига, так что нет никакой необходимости лезть к соседям. А когда она появится, решим этот вопрос коллективно. Не бойся, все себе не захапаем.

— А как у нас себя ведут новые граждане? На вашем канале об иммигрантах вообще не упоминают, по крайней мере я не слышала.

— Очень сложный вопрос, — слегка поморщился Алексей, — но мы и не думали, что там все будет тихо и гладко. Будет непросто ассимилировать десятки миллионов носителей другой идеологии и культуры. Поначалу беда всех придавила, теперь люди понемногу отходят. Тестами мы отсеяли человеческий мусор, да и то не весь.

— Что, много недовольных? И чем, интересно?

— Не много, но есть. А чем? Да кто чем. Кому‑то не нравятся ограничения по спиртному. Наших это, кстати, тоже касается. Курильщики недовольны ограничениями на выдачу их отравы и места курения. Есть недовольные уравниловкой и отсутствием денежного обращения, а есть такие, кто выражает недовольство тем, что всех эмигрантов расселяем в разные части страны и не позволяем сбиваться в землячества. А есть наши, которые недовольны самими эмигрантами. Как и прогнозировалось, высказывают недовольство ограничением рождаемости. Среди наших недовольных больше всего в Грузии. А вообще, наши терпят и все недовольство дальше ворчания не идет. Знают, что все ограничения временные и нам верят, разве что любители зеленого змия пытаются себя задурить чем‑нибудь другим. Химики хреновы. С пришлыми есть сложности, но и там по большей части все ограничивается ворчанием. Как только с теплом начнем убирать ограничения, большинство поводов для недовольства отпадет.