— Лейб-медик, сокрушенно вздохнув, внимательно взглянул на Норова, стоявшего недвижно, ошеломленного.
— Это невозможно, мой государь, — отрицательно покачал головой Виллие, — Молодой человек, хоть и имеет форму черепа, сходную с вашей головой, но черты лица…
— Так исказите их! — нетерпеливо бросил Александр, но тут дар речи вернулся к Норову и он сказал:
— Ваше величество, вы поспешили признать сюда доктора, хотя у меня и не спросили, готов ли я уродовать себя ради короны или нет.
— Александр сложил на груди руки и полупрезрительно взглянул на Норова:
— Нет на свете вещи более притягательной, чем власть! Будь вы просто диктатором, ваши сотоварищи ограничили бы вас в своих стремлениях, а монарху все подвластно. Вы будете парить над всеми, никто не посмеет вам в чем-то возразить. Когда-то я сам наслаждался самодержавной властью, но в конце концов я устал. Так примите же её из моих рук, но действуйте осмотрительно — конституция, о которой вы мечтаете, ограничит ваши возможности, Норов, я уверен, что вы скоро избавитесь от сих молодеческих предрассудков и станете править по заветам старинных русских царей как помазанник Божий! Вам я передаю свое помазанничество! Ну, теперь вы согласны изменить свою внешность?
«Что ж, пусть будет так, — подумал Норов. — Диктаторство или самовластное монархическое правление — не все ли равно? Главное то, к каким результатам приведет страну мое правление. Я стану первым властителем России, освободившим её от ужасов рабства и единовластия посредством разумного управления страной, через умные и благородные законы!»
— Да, я согласен! — твердо заявил Норов. — Врачу не составит труда приживить мне оспу — в детстве, я знаю, мне её не прививали.
— Прекрасно, — кивнул Александр. — Теперь же, Виллие, приступайте. У вас есть все необходимое для того, чтобы сей молодой человек уже завтра страдал от оспы и все его лицо покрылось нарывами?
Никогда прежде баронету Виллие не приходилось заражать человека оспой ради того, чтобы он серьезно заболел ею. Доктор сурово сдвинул брови, открыл свой чемоданчик и, поискав в нем что-то, извлек баночку и ланцет, мрачно сказал, вдруг перейдя на русский:
— Раз вы, государь, приказали мне делать это, я буду делать! Здесь у меня — оспенный соскоб, но не коровий, который я обычно применяю при прививании, то есть инокуляции, а человечий. Господин офицер заболеет сильной оспой…
— Но упаси Боже, не погубите его совсем, баронет! — предостерег эскулапа Александр.
— Пусть ваше величество будет спокойный, — засучивал рукава рубашки Виллие. — Я вылечу молодой человек. Так, я буду приступать. Пусть господин офицер…
Александр снова поднял руку:
— С завтрашнего дня, Виллие, вы уже станете обращаться к господину офицеру, как обращались ко мне — «ваше величество» или «государь император».
— Да, да, но это будет завтра. Сейчас же пусть господин офицер обнажит свою правую руку.
Норов все ещё колебался. Он не боялся оспы, не страшился того, что его лицо может стать уродливым до неузнаваемости. Одна мысль закралась в его сознание: а что, если его обманывают, и Александр, успев договориться с Виллие, введет в его тело смертельный яд?
— Вы не обманываете меня, ваше величество? — спросил Василий Сергеевич. Оспой ли я буду заражен?
— Вы ещё сомневаетесь? — нетерпеливо воскликнул император. — Не верите мне? А я думал, что вы имеете более благородное сердце! Ну, снимайте же мундир — он вам больше не понадобится. Снимайте, снимайте!
Поразмышляв ещё немного, Норов сунул пистолет в карман, расстегнул чешуи кивера и снял его, потом стал развязывать шарф, снял офицерский знак, и начал расстегивать одну за другой пуговицы мундира, снял его и обнажил руку. Смочив корпию спиртом, Виллие протер кожу на предплечье, отточенным ланцетом сделал неглубокий надрез, а после палочкой ввел в ранку немного из того, что хранилось в его банке.