— Я понимаю ваши чувства, — сказал он негромко. — Или думаю, что понимаю. — Он посмотрел так, будто мы были заговорщиками. — Представить не могу, чтобы вы с кем-то враждовали настолько, чтобы желали убить исподтишка. Но темным людям это даже понравится. Пусть думают, что хотят. Но будьте осторожны.
Он едва заметно улыбнулся, вздернул голову, и удалился легким шагом.
Я перевел дух и немного постоял на месте, не в силах сразу сдвинуться. Он не должен был догадаться. Но догадался. Хорошо еще, что он на моей стороне. Или, потому он и догадался — что был на моей стороне? Что ж, ладно… Придя в себя, я отправился проверить лагерь и, покончив со всеми делами, вернулся в палатку. Мишель поил Огюста горячим вином с пряностями. Осталось кое-что и на мою долю.
— Все готово? — спросил я Мишеля и тот кивнул, в его глазах, чуть заметный, горел огонек азарта как у тихого чертенка.
— Выедем, как только лагерь слегка успокоится, — сказал я Огюсту. Тот промолчал, лишь как-то печально на меня посмотрев.
— Мне кажется, — сказал он вдруг, — будто мы снова во что-то играем.
— Не самое плохое было время, — я слегка улыбнулся.
— Но оно прошло. Как ты можешь быть здесь? Среди этих людей? Ваша фарисейская вера ложна, — голос Огюста не становился громче, но становился все напряженней.
— Вера? Какая разница — многие из нас вовсе ни во что не верят, ни на одной стороне, ни на другой.
— Может, у нас бы ты обрел веру?
Я только фыркнул.
— Вот это уже и есть игра, Огюст. Я всего лишь на своем месте и не хочу ничего менять. Как и ты, верно? А если задуматься… но лучше не стоит. Вера — личное дело каждого, но есть и многое другое — мир, благополучие, процветание, разве мы все сражаемся за что-то другое? — Может, я покривил душой? Были ведь еще мысли — о славе, доблести. Но их и так уже хватало «с лихвой» — со всем прочим, что к этому можно приложить, даже если не очень хотелось прикладывать.
— За правду, — сказал Огюст.
— И за то, чтобы закончить спор.
— И неважно, в чью пользу?
— В пользу здравого смысла, страны, обычных людей. Это выше всех измышлений.
— Ты кривишь душой. Может, тебе больше нравится оставаться на стороне, которая побеждает? Это будет честнее.
Я отпил почти остывшего вина и, прищурившись, посмотрел на Огюста. Может, он полагал, что этим облегчит мне жизнь и совесть, если я его все-таки выдам.
— Не дождешься, Огюст. Не дождешься.
Я подал знак Мишелю, он тихо вышел и вскоре вернулся, мы обменялись кивками.