Итак, они отправятся в Аккадию. Через несколько дней они войдут в плоские равнины, а затем пройдут через отдаленные высохшие холмы. Как только начнутся зимние дожди, равнина станет зеленой, пышной, но после палящего солнечного лета и из-за недостатка влаги земля всё ещё была коричневато-золотистого цвета.
Он удостоверится в том, что их бурдюки с водой полностью наполнены при подходе к следующей реке. Чтобы и лошадям было что попить. Еда, возможно, будет у них в дефиците, но на равнинах всегда водилась дичь. Тощие кролики и мелкие, пушистые зверушки, которые рылись в потрескавшейся земле. При виде такой еды Аэлина наверняка бы скривилась.
Гавриэль заметил движение в их лагере и направился к костру, даже в сухостое тихо ступая своими массивными лапами. Золотистые пытливые глаза моргнули.
Рован покачал головой, отвечая на невысказанный вопрос.
— Поспи немного. Я возьму оставшуюся часть дозора на себя.
Гавриэль наклонил голову в жесте, который, как Рован знал, означал следующее: «С тобой всё в порядке?»
Странно — это было так странно работать со Львом, с Лорканом, без связывающей их клятвы на крови Маэве, обязывающей их делать это. Знать, что они были здесь по своему собственному выбору.
Рован не был полностью уверен в том, что это меняло для них всех. Кем они стали друг для друга.
Рован проигнорировал молчаливый вопрос Гавриэля и уставился в истлевающее пламя костра.
— Отдохни немного, пока есть такая возможность.
Гавриэль явно не имел ничего против отдыха. Он прошёл к своему спальному мешку и повалился на него с истинно кошачьим вздохом.
Рован подавил приступ вины. Он слишком сильно подгонял их. Они не жаловались, не просили его замедлить тот изнурительный темп, которого он придерживался.
С того самого дня на пляже, их связь с Аэлиной молчала. Не чувствовалось абсолютно ничего.
Он знал, что она не умерла, потому что связь всё ещё существовала, но… она молчала.
Он был озадачен этим в течение долгих часов, когда они путешествовали, все то время, что он проводил в дозоре. Даже в те часы, когда он должен был спать.
Он не чувствовал её боли через их связь в тот день в Эйлуэ. Он чувствовал её, когда Дорин Хавильяр ранил её в стеклянном замке, почувствовал их связь — то, что он так глупо и ошибочно принимал за связь
Но в тот день на пляже, когда Маэва напала на неё, когда Каирн
Рован до боли крепко сжал челюсть, его мутило. Он взглянул на Златинец, лежащий рядом с ним поверх спального мешка.
Он осторожно положил клинок прямо перед собой, глядя на рубин в центре его рукояти, который горел в свете огня.
Аэлина почувствовала ту стрелу, которую он получил во время боя с Маноной в храме Темизии. Или ей было достаточно того разряда, который дал ей понять, что они пара.