Фон Штауберг шутил, а офицеры сидели, словно каменные, храня молчание. Соколов почувствовал, что за наигранным тоном Штауберга, за ледяным молчанием офицеров кроется опасность. Он быстро сопоставил все сегодняшние встречи. “Почему так облегченно вздохнул адъютант, когда я переступил порог приемной? Почему этой ночью под окнами моей городской квартиры появился постовой? Почему оберст не сводит глаз с моих рук? Неужели Мигунов успел сообщить о встрече?..”

— Вчерашнее повторять мы не будем, — продолжал Штауберг. — Необходимо обговорить последние детали, предусмотреть все мелочи… Да, кстати, какой марки у вас оружие, Сарычев?

— Пистолет “вальтер”.

— Заменить на более надежный! Ну, скажем, на “парабеллум”.

Соколов уловил некоторую тревогу в глазах присутствующих, когда потянулся за оружием и подал пистолет оберсту.

— Благодарю вас, господин… Со-ко-лов, — проговорил резко и зло Штауберг. Теперь взгляд его так и буравил разведчика. Очевидно, на лице майора что-то отразилось, что-то промелькнуло, вопреки его воле. По жестоко напряженной физиономии оберста скользнула торжествующая усмешка. — Я говорю: господин Соколов. Это верно?

Штауберг знал, что у сидящего перед ним теперь нет оружия. В голосе оберста, заглушая иронию, пробивалась ярость, которая в скором времени должна была обрушиться на Соколова. А тот, сознавая это, спокойно смотрел в налившиеся животной злобой глаза “шефа”.

— Господин оберст, есть вещи, о которых надо говорить с глазу на глаз.

— Пожалуй, так! — Штауберг жестом приказал офицерам покинуть кабинет. Лишь у стола, как раз по обе стороны Соколова, остались двое абверовцев.

— В каждом важном деле должны быть объективные свидетели, господин Соколов, — оберст толкнул по стеклу ящичек с сигарами. — Курите. Гавана! У вас в России таких нет.

— Разрешите курить свои.

— Пожалуйста.

Соколов сунул руку в карман. Пальцы нащупали сначала портсигар, а затем холодный выступ взрывателя на круглом корпусе портативной мины. Он, не задерживая в кармане руки, нажал выступ взрывателя и достал портсигар. Теперь для разговора осталось ровно пять минут, ни секундой больше. Положив портсигар перед собой, Соколов раскрыл его, вытащил сигарету, закурил, и тотчас же один из офицеров взял портсигар в руки и, как бы любуясь рисунком на тяжелой крышке, осмотрел его со всех сторон и положил возле себя.

— На что вы надеялись, Соколов? — начал Штауберг. — На что?

— Откровенно? — Соколов спокойно вскинул на оберста глаза, в которых полыхал какой-то лихорадочный огонь. Лицо майора стало строгим, сосредоточенным, будто решал он сложную задачу. — Вы всегда призывали к откровенности, господин оберст. Я надеялся на то, что уже свершилось. Ваш агент, или резидент, или законспирированный шпион по кличке Кабан, успешно действовавший некоторое время на одном из участков нашего фронта, попал-таки к нам в руки.

— Брайер?

— Если Мигунов числится у вас под фамилией Брайера, то это так.

— Не говорите чепухи, Соколов!

— Несколько часов тому назад с Рижского аэродрома вылетел “Юнкерс-пятьдесят два”, — невозмутимо ответил майор. — Он не возвратился на базу, как принято сообщать в сводках. Проверьте!

— Сейчас же! Немедленно! Свяжитесь с аэродромом! — бросил Штауберг адъютанту. — Узнайте, что там произошло! Разыщите Брайера! И доложите!