Тема любви вечна. Тяга двух людей к единению души и тела сексуально заложена во все живое. И в то же время – в человеческом обществе – с момента возникновения семьи – любовь стала основой этой простейшей ячейки, на которой и основано это общество. Два человека со своими потомками – и есть эта первоначальная ячейка.

Поэтому в любовной лирике и рассказах о любви, в переживаниях, с которыми сталкиваются влюбленные друг в друга мужчина и женщина в своих попытках наладить связь, в препятствиях, возникающих на этом пути – как в зеркале, отражаются отношения в обществе. Потому тема любви возвращается из поколения в поколение, в поэзии и прозе, в связи с новыми понятиями в новых общественных условиях. Это никогда не стареет, ибо по-новому воспринимается в сменяющих друг друга общественных формациях. И это можно увидеть на примере твоего повествования.

Дилемма Беллы, Эдит и доктора Ласкера – это не только проблема любви, но и общественно идеологическая проблема.

Двадцатые и тридцатые годы двадцатого века создали новый подход к проблемам любви. Отсутствие жилья, финансовое положение, ведущее к нищете, бесконечные кризисы, которые не давали возможности создать прочную семью, защищенную от повторяющихся кризисов и обладающую возможностью продолжения рода – всё это вместе породило идеологию нужды в любовном удовлетворении, подобном преодолению голода и жажды, удовлетворении мимолетном, без всякой ответственности перед будущим. Это – фон.

Но тоска по цельности и гармонии осталась в сердце человека. Отсюда – непрекращающаяся жажда души по стихам, посвященным чистой любви к женщине, к матери, верности, тайнам души. Это постоянные мотивы поэзии из поколения в поколение, наряду с животными страстями. В данном случае я имею в виду отдельного индивида.

Но есть еще фон общественный. Из него и проистекает проблема твоего героя, доктора Ласкера, в его отношениях с двумя женщинами. Он – человек небогатый, добившийся общественного и экономического статуса благодаря поддержке богатого и щедрого человека. Дочь его для доктора Ласкера символ высшего общества, куда он стремится. Кто знает, как он бы повел себя, добившись не только академической степени, но и богатства и общественного статуса, который мечтал заполучить? Не забыл бы он тогда о сионизме и желании репатриироваться?

Белла – реальная его подруга-еврейка. С ней связана его судьба. Она – символ Движения, с которым он связан, будучи евреем. С Беллой у него земная связь, явно не отличающаяся избытком той изысканной культуры, проистекающей из богатства.

Не то – Эдит. Она – символ чистейшей женской красоты, представительница той буржуазной культуры, к которой, вопреки ему самому, тайно тянется сердце Ласкера.

Выбор между двумя женщинами, надежда связать свою судьбу с Эдит, это, по сути, выбор между двумя судьбами. Это – скрытая надежда спастись от еврейской судьбы, то есть от неизбежной пролетаризации, потери возможности войти в мир изысканности и душевной красоты, каким представляется ему мир Эдит, спастись от коротко остриженной, крепкой телом, Беллы, принадлежащей к миру, который требует от нее репатриации.

В этом смысл той внутренней борьбы, любовных страданий и угрызений совести героя в двух частях твоего повествования.

И ничего странного нет в том, что немного философии прокралось в историю любви.

Надо сказать, что социальная проблема заботит и Эдит. И она хотела бы освободиться от уз общества. С одной стороны, ее тянет к здоровому германскому обществу, стоящему на твердой реальной почве, хотя она и осознает его грубость и неотесанность. С другой стороны, она испытывает неприязнь, иногда, до отвращения, к типу еврея, каким представляется ей Ласкер, и в то же время, тянется к нему, ибо он чем-то выделяется из общей среды, и к тому же еврей, как и она. Эдит не чувствует себя ни еврейкой, ни немкой. Она связана с изысканной культурой, в которой воспитывалась, и которую отвергает, ибо сама себя чувствует отвергнутой.

Такой видится мне ситуация, как постороннему наблюдателю. Так я разговаривал с тобой в твоем отсутствии. И мне бы очень хотелось продолжить наш разговор. Может, я в чем-то ошибаюсь, за что прошу прощения.

Хорошо с тобой разговаривать. Ты умеешь слушать и понимать даже то, что скрыто в молчании. Время от времен, в нашем соприсутствии возникает нечто общее для нас обоих, некая равная заинтересованность, именно то, что связывает двух собеседников.

Странно. Хотел здесь завершить письмо и поставить точку, но тут вспомнил, что ведь только вчера мы расстались. А показалось мне, что прошли недели. И беседа эта длится через далекое расстояние. Столько событий произошло.

Вчера у нас был Яков Хазан. Разговор продолжался до трех часов ночи. Бурный спор с нашими левыми оппонентами. Утром я с трудом проснулся и побежал на автобус, чтобы успеть в Гиват Хавиву. Здесь иной мир, новые люди. Курсы. Съезд руководителей строительства в кибуцах. Беседы с людьми о ситуации в кибуцах. И – книги, книги, книги. Проблемы учебы в школах. В моей комнате жалюзи были опущены, было сумрачно и прохладно. Комната была убрана. В классном помещении тоже все сверкало чистотой, все было готово к приему людей. Но вчера, ранним утром, я успел повздорить с какими-то, незнакомыми мне, людьми, и что-то неприятное проскользнуло в душу, мешало, не давало покоя. Не было понятно, отчего это и почему. И тогда я вспомнил тебя, нашу беседу, и горечь улетучилась. Что-то слишком часто в последнее время я сталкиваюсь с людьми, и не знаю по какой причине, и в чем моя вина. Но это пройдет. Может, именно поэтому часы нашей недавней беседы виделись мне отдаленными, и я стремился их приблизить без твоего присутствия.

Ты, вероятнее всего, вернулась домой усталой, насладилась отдыхом, и педагогическая твоя голова наполнилась учебными планами и проблемами обучения. Появились гости, ты приготовила им кофе, и стало весело, и начался беспричинный смех, и ты забыла о своих литературных проблемах. Но не стоит себя укорять за эти часы приятного безделья. Более того, мне это будет приятно, и тебе не помешает.