И неотрывный его взгляд вызывает в ней бурю чувств. Добрый Бог послал ей сокровище. Пальцы у Израиля длинные, тонкие, нежные, как у принца или художника. Она не перестает про себя удивляться его широким плечам, крепким мускулам. С ним она может уверенно идти по жизни, словно нашептывают ей набегающие волны.

Неожиданно аскетическое выражение проступает на его лице.

Шумный раскат волн напоминает ей ржание коней, рвущихся из-под поводьев рыцарей к неведомой цели. Порыв их сникает. Она слышит его тяжелое дыхание и постанывание. Снова на него набегают тяжкие воспоминания об убийстве отца и всей его семьи в Катастрофе. Напряженно и бесцельно набирает он песок в сандалии и резко его высыпает:

“Первая встреча с тобой меня просто ошеломила, – внезапно, без всякого предисловия, как ни исповеди, говорит он, – словно я получил сильный удар. По сей день не могу прийти в себя от него”.

Сам тому удивляясь, он признается, что в жизни встречал многих женщин в разных ситуациях, но никогда с ним не случалось то, что случилось, когда встретился с ней.

“Ты человек, которого я ждала всю жизнь”.

“С первого же взгляда я понял, что твой ум тебе приносит страдание в кибуце, и ты несчастна”.

Она снова замыкается в себе, слушая, как он перечисляет ее беды, ее отличие от окружения, темноту и непонимание членов кибуца. Она наказана за свое отличие, которое воспринимается ими, как слабость, а слабым они не верят.

“С первого же момента я ощутил необходимость прийти тебе на помощь. Я не был уверен, что охватившее меня чувство было любовью с первого взгляда или только жалостью”.

“И еще уродливое платье?”

“Да, оно не подходило тебе, ни размерами, ни к твоему характеру. Но искра, которая проскочила между нами, меня по-настоящему взволновала”.

Она рассказывает обо всех обновлениях в жизни кибуца. Рука его скользит по бархату ее волос, словно затягивает разрывы и разглаживает шрамы ее души.

“Девочка моя, я знаю: все эти обновления – одна сплошная злоба”.

Осторожными, размеренными движениями тонких пальцев он словно бы разыскивает в запутанной шевелюре ее черных волос узлы накопившейся в ее душе боли. Она же изливает всю эту горечь и боль. Изнасилование на сеновале в кибуце Дгания Бет не отпускает ее душу на покаяние. Ее обвинили и принесли в жертву. Этого было недостаточно. Силой принудили ее к гражданскому браку, только чтобы сохранилось доброе имя кибуца и, конечно же, отдела молодежной репатриации и стоящей во главе его Генриетты Сольд.

“Когда я увидел тебя и его, предстала передо мной тяжелая картина. Я увидел волка, зубами вцепившегося в загривок щенка, чтобы разорвать его в клочья”.

“Израиль, я – существо скверное. От скверны этой не освобожусь никогда. По ночам пальцы мои сжимаются в кулаки, я дерусь с насильниками. Насильник возникает в темноте, как колючка под ногами или одинокое дерево на обочине тропинки.

Насильник всегда рядом со мной. Он вбил в мою душу вечную печаль. Жизнь моя кончена. Я осквернена”.

Она говорит хриплым надтреснутым голосом, словно из глубины гнилого болота.

“Ты чиста. Скверна в человеке, если он действует против законов человеческого общежития. На тебя набросился зверь, сделал то, что сделал, и тем осквернил себя. Ты, от неожиданности и собственной слабости, не могла сопротивляться”.

“Ужасный крик по сей день живет во мне, терзает меня, как дикий зверь. И жить во мне он будет до последней моей минуты”.