– Юрий Алексеевич, как вы себя чувствуете? – спросил Королёв.

– Спасибо. Хорошо. А вы? Сергей Павлович не ответил. На связи – Павел Попович.

– Юра, ты там не скучаешь? – интересуется он.

– Если есть музыка, можно немножко пустить…

– Даем.

– Слушаю Утесова. Про любовь.

Все невольно улыбнулись. Кажется, этот парень уже завоевал всеобщую любовь.

За два дня до пуска Попович ночевал в одной комнате с Гагариным.

– Юра, а ты не зазнаешься? – Павел хитро прищурил глаза. – Вернешься оттуда, – Попович неопределенно махнул рукой, – здороваться перестанешь…

– Да как ты мог подумать такое?! – удивился Гагарин. – Ну как ты мог такое сказать! Я же с вами все время. Нет, ты меня не знаешь! Совсем не знаешь!

– Успокойся, я пошутил.

Гагарин повернулся, рванулся к Поповичу, обнял его.

– Понимаешь, обидно такое слышать, – он говорил быстро, проглатывая слова, – очень обидно. Ведь и ты мог быть первым, и Герман, все ребята. Я же не виноват, что выбрали меня.

За два часа до старта Попович рассказал об этом случае Сергею Павловичу. Королёв, невыспавшийся, расхаживал по бункеру: «Главный не в своей тарелке, – сказал один из стартовиков. – Его нужно отвлечь». Попович вспомнил о своей неудачной шутке – он понимал, что сейчас Королёв способен слушать только об одном человеке.

– Значит, обиделся? – Королёв улыбнулся. – Да, Юрий Алексеевич совсем иного плана человек. Я таких люблю… Павел Романович, стойте у этого телефона и не подпускайте меня, даже если буду ругаться. Хорошо?

Красный телефон. Если снять трубку и сказать всего одно слово, стартовая команда сразу же прекратит подготовку к пуску. Всего одно слово – «отбой». Немногие имели право подходить к этому аппарату.

Павел понял Королёва.

– Хорошо, Сергей Павлович, я не разрешу вам звонить.

Тот усмехнулся и вновь стал расхаживать по бункеру.

Поповичу показалось, что, когда объявили об очередной задержке на старте, Сергей Павлович направился к телефону. Павел преградил ему путь: