Здоровье супругов продолжало ухудшаться. Теперь, когда герцогу было за семьдесят, он больше не мог работать в своем саду, а атеросклероз влиял на кровоснабжение его мозга, что приводило к провалам в памяти и вспыльчивости. «Когда ему задавали вопросы, он часто не отвечал, – писал один биограф. – Он забывал имена и подолгу сидел на вечеринках, молча уставившись в пространство, с отсутствующим, меланхоличным выражением на морщинистом лице. Однажды его нашли бесцельно блуждающим по коридору верхнего этажа дома миссис Янг с потерянным видом»[775].

«Вчера вечером мы ужинали у Виндзоров, – записал Сайрус Сульцбергер в своем дневнике в октябре 1969 года. – Бедный старый герцог, которому сейчас 72, ужасно слаб. Его больной левый глаз, кажется, наполовину закрывается, и у него такой артрит в левом бедре, что он сильно хромает и пользуется тростью… Он трагический маленький человечек… Герцогиня кажется все более нервной и грустной. Она продолжала говорить мне в течение вечера, глядя на него через стол: «У него было все – и он отказался от всего этого ради меня»[776].

Уоллис, которая делала несколько подтяжек лица и каждую неделю красила волосы, предпринимала все возможное, чтобы казаться моложе своего возраста, но никого это не обмануло. «Герцогиня появилась в конце садовой аллеи в толпе тявкающих мопсов. Кажется, она внезапно постарела, превратилась в маленькую старушку», – заметил Сесил Битон, когда увидел эту пару в сентябре 1970 года. И продолжил:

«Ее фигура и ноги такие же подтянутые, как всегда, она энергична, строит слуг и все остальное. Но у Уоллис были печальные, затравленные глаза больного… А потом еще больший шок. Под лай мопсов появился герцог Виндзорский в бархатном костюме для гольфа цвета розового кедра. Его походка с палкой превращает его в старика… Но они счастливая пара. Они оба склонны говорить одновременно, но их отношения не конфликтуют, и, похоже, они ни о чем не сожалеют…»[777]

Три месяца спустя Ричард Бертон и Элизабет Тейлор были приглашены герцогом и герцогиней на ужин, что Бертон отметил в своем дневнике:

«С полудюжиной самых отъявленных зануд в Париже. Я не знаю их имен, но мне никогда не понадобится их запоминать, потому что у меня есть идея, что это люди, которые ходят только к Виндзорам. Один из них – вероятно, старый герцог – должен очень скоро умереть, а Уоллис почти полностью сошла с ума. Это был печальный и болезненный вечер, и писать о нем нужно долго… Они оба постоянно ссылаются на тот факт, что когда-то он был королем. «И императором, – сказал я в какой-то момент. – И императором, – повторила она за мной. – И императором, мы всегда забываем об этом. И императором». Он физически разваливается на части, его левый глаз полностью закрыт, он сильно хромает и ходит с палкой. Ее память полностью исчезает, а затем возвращается яркими вспышками»[778].

У герцогини была ранняя стадия болезни Альцгеймера. В ноябре 1971 года у герцога, который много курил на протяжении всей своей жизни, был диагностирован рак горла, и ему назначили ежедневную терапию кобальтом. Хотя супругам ничего не сказали, врачи знали, что это только вопрос времени.

Вскоре после этого ее увидел Сесил Битон. «Вошла герцогиня Виндзорская и повела себя как безумный Гойя. Она больше, чем когда-либо, личность и характер, но Боже, как она выглядит, ее лицо так подтянуто, что рот растягивается от уха до уха. Она была словно наэлектризована, словно под кайфом, ее тело, руки и кисти были такими тонкими, что казалось, она долго не протянет»[779].

В начале февраля 1972 года Дикки Маунтбеттен, приехавший в Париж, чтобы дублировать французскую версию двенадцатисерийной телевизионной программы, основанной на его карьере, воспользовался возможностью повидаться с герцогом, пока Уоллис перенесла небольшую операцию в Швейцарии. Ему показалось, что герцог постарел лет на десять.

Эдуард был расстроен из-за планируемого фильма, основанного на его жизни, под названием «Женщина, которую я люблю» с Фэй Данауэй и Ричардом Чемберленом в главных ролях, и обратился за советом к Маунтбеттену. Маунтбеттен предложил снять двух Виндзоров бок о бок на диване, читающих заявление, опровергающее фильм. Более мудрые рекомендации возобладали, и этот совет был проигнорирован.

Это была возможность пересмотреть прошлое и наладить дружбу, которая так и не смогла полностью восстановиться после недоразумений, связанных со свадьбой и выступлением Маунтбеттена в качестве шафера. Когда они расстались в полночь, герцог остановился, чтобы в последний раз поразмыслить. «Держу пари, есть кое-что, чего ты не понимаешь. Если бы я не отрекся от престола, уже исполнилось бы тридцать шесть лет моего правления – больше, чем было отмерено моему отцу или деду»[780]. Это было редкое откровение о том, что могло бы случиться.

Несколько недель спустя герцог был госпитализирован в американскую больницу в Париже под именем мистер Смит. «Как все это прискорбно. Теперь, в конце, за исключением Сидни, прислуги с Багамских островов, они совершенно одни среди сравнительно незнакомых людей, – написал Чарльз Мерфи своему соавтору Джозефу Брайану. – Так распорядилась леди. Как бы ее ни осуждали, она была полна решимости править. А теперь она состоит в основном из теней – и худших из коллаборационистов и баронов-грабителей»[781].

18 мая 1972 года королева, находившаяся с государственным визитом в Париже вместе с Чарльзом и герцогом Эдинбургским, навестила супругов на чаепитии. Герцог, который теперь весил меньше шести стоунов[782], настоял на том, чтобы одеться и увидеться с ней, что было титанической задачей, которая заняла четыре часа. Он был так слаб, что ему пришлось сделать переливание крови. Эдуард был со скрытой внутривенной капельницей, которую он назвал «проклятой фальсификацией». Визит длился всего полчаса.

Теперь конец был уже близок: медсестры ухаживали за ним 24 часа в сутки, и у него появилась возможность поразмыслить. «Я провел с ней лучшую часть своей жизни, и я могу сказать вам, что ничто из того, от чего я отказался ради нее, не сравнится с тем, что она дала мне: счастье, конечно, но и смысл, – сказал он своему другу Дэвиду Брюсу. – Я обнаружил, что она совершенно лишена недостатков, идеальная женщина»[783]. Обращаясь к Си-Зи Гест, он был более лаконичен: «Герцогиня дала мне все, чего мне не хватало в моей семье. Она дала мне утешение, любовь и доброту»[784]. Ночная медсестра Джули Чатард Александер была шокирована тем, что Уоллис, чья спальня находилась на том же этаже, «никогда не приходила повидаться с ним, не целовала его на ночь и не спрашивала, как он. Ни разу. Бедняга. Он снова и снова звал ее по имени: «Уоллис, Уоллис, Уоллис, Уоллис». Или «Дорогая, дорогая, дорогая, дорогая». Это было жалко и трогательно. Просто так грустно, как ягненок, зовущий свою мать»[785]. В 2:30 утра 28 мая скончался бывший король Эдуард VIII, хотя версии этой смерти разнятся.

Мифы, которые окружали эту пару на протяжении всей их жизни, продолжались даже после смерти. По словам близкой подруги герцогини, графини Романонес, Уоллис позвонила посреди ночи и бросилась к его постели. «Я взяла его на руки. Его голубые глаза посмотрели на меня, и он начал говорить. Он мог только сказать: «Дорогая…» Затем его глаза закрылись, и он умер у меня на руках»[786]. Это рассказ, подтвержденный одной медсестрой, Уной Шенли, у которой брал интервью биограф Грег Кинг. Шенли говорит, что Уоллис проснулась и поцеловала своего мужа в лоб: «Мой Дэвид». Нежно обхватив его лицо ладонями, она сказал: «Мой Дэвид, ты так прекрасно выглядишь»[787]. Но Джон Аттер, секретарь пары, сказал автору Хьюго Викерсу, что герцогиня спала, когда герцог умер, и ему пришлось ее разбудить. «Что ж, хорошо, что она не умерла раньше него, – позже в тот же день написал Сесил Битон в своем дневнике. – То, что с ней будет, не представляет интереса. У нее не было друзей. Теперь осталось еще меньше. Она должна жить в «Ритце», глухая и немного чокнутая. Это печально, но ее жизнь не была достойной похвалы, и она не достойна особой жалости»[788].

Немедленно оповестили Букингемский дворец, и сразу после 6 часов утра было опубликовано официальное заявление. Королева и королева-мать направили вдове телеграммы с соболезнованиями, был объявлен девятидневный придворный траур. Бывший король Италии Умберто стал одним из первых, кто нанес визит и выразил свои соболезнования, за ним последовал министр иностранных дел Франции Морис Шуман, который в качестве журналиста присутствовал на виндзорской свадьбе.

Би-би-си попросила Дикки Маунтбеттена отдать дань уважения своему бывшему шаферу. Сначала он отказался, но почувствовал, что должен быть какой-то ответ от королевской семьи, и он был рад его предоставить. Он позвонил королеве, которая «после долгих раздумий одобрила, при условии, что я буду говорить о нем взвешенно»[789]. Маунтбеттен, который почти не видел герцога за последние 35 лет, говорил о том, что «он был больше, чем моим шафером, он был моим лучшим другом все время, всю мою жизнь»[790].

Другие почести были более взвешенными. Некролог «Таймс» ограничился фактами с несколькими упоминаниями Уоллис, которую повсюду называли «миссис Симпсон». Ричард Никсон, несколько лет назад устроивший для супругов ужин в Белом доме, сказал о покойном герцоге: «…он был человеком благородного духа и высоких идеалов, к которому миллионы американцев испытывали глубокое уважение и привязанность»[791].

31 мая тело герцога было доставлено самолетом в Бенсон, где его встретил Королевский почетный караул, герцог и герцогиня Кентские, члены правительства и посол Франции. Оркестр сыграл первые шесть тактов Национального гимна. Гроб, по всей длине покрытый цветами от герцогини, пролежал ночь в часовне Королевских ВВС, а офицеры королевских ВВС несли вахту. На нем была простая надпись: