5

Тетрадь по-прежнему лежала в среднем ящике стола. Марина открыла последнюю запись, сделанную три недели назад, пробежала глазами по строчкам и мысленно перенеслась в тот момент, когда стояла перед мужем с новорожденным сыном на руках. Она вспомнила, какое облегчение испытала после рождения сына, связанное не столько с появлением ребенка, сколько с окончанием беременности. Вспомнила растерянное лицо Игоря. Вспомнила, как ее охватил страх, когда она впервые увидела Сережу, когда поняла, что дефект неустраним и со страшным заболеванием сыну придется прожить всю жизнь.

Запись не давала ответа на вопрос, куда ушел Игорь, зато порождала некоторые довольно неприятные догадки. «Наташу никто не искал». «Я долго обдумывал обращение в милицию, но побоялся оказаться за решеткой». Это был даже не намек, а признание, которое Марина мгновенно связала с запомнившейся первой строчкой.

«Допустим, я болен».

Она закрыла тетрадь и оглядела комнату: журналы в шкафу, портрет Фрейда, компьютер. Взгляд остановился на открытой двери.

Уходи. Пока еще не поздно, уходи отсюда. Ничего хорошего не ждет тебя в этом кабинете. Объяснения, которые предлагает тетрадь, тебе не нужны. Это все ложь. Не знаю, найдешь ли ты Сережу после того, как прочтешь все, что там написано, но Игоря ты потеряешь наверняка. Да, Игорь явно нашел сына. Но причин, по которым их сейчас нет дома, могут быть миллионы. И необязательно выбирать из них самые ужасные. Они могли просто отправиться в магазин. Ты тоже уходи. Задвинь ящик стола и уходи.

Но у ее рук и у ее глаз как будто были собственные соображения на этот счет, и пальцы вновь коснулись обложки тетради. На этот раз она начала читать с середины первой записи, с того места, где остановилась в прошлый раз, когда пришла за деньгами на погашение кредита.

Бесплодие. Значит, так ситуация выглядела его глазами? Сколько недосказанного и обидного.

Чувствовал себя кастратом. Могла ли она не знать?

Могла. Про непроходимость маточных труб она впервые услышала после четырех лет замужества. А вот флирт с Наташей и мысли о ребенке на стороне – это подлость. Непростительная подлость.

Марина читала быстро, по профессиональной привычке мельком пробегая неинформативные куски и сосредотачиваясь на тех местах, которые могли оказаться полезны. Девятая запись заканчивалась словами: «…Вопросительный знак в конце строчки «Заключение врача». Жирный. Твердый. Взвешенный. За него я и зацепился». С ней вдруг произошло то же самое. Зацепилась и споткнулась. Перечитала абзац еще раз и вспомнила, как рисовала тот вопросительный знак на подоконнике в больничном коридоре, после того как вышла из кабинета врача.

Большая часть событий, описанных в тетради, была ей знакома. Она сама была их участницей или слышала о них от мужа. Но никогда раньше эти события не представлялись ей в таком мрачном и безысходном свете. Реальность, преломившись сквозь сознание Игоря, превращалась в кошмар. Кошмар настолько правдоподобный, что по спине пробегали мурашки.

С лестницы потянуло холодом, и она услышала, как внизу хлопнула дверь.

Забыла закрыть?

Игорь убил Сережу и вернулся за ней. Сейчас он войдет в кабинет и застукает ее с поличным. Скорее всего, правую руку он будет неуклюже прятать за спину.

Господи. Господи Иисусе. Нижняя ступенька лестницы громко скрипнула под тяжестью тела. Поздно бежать. И некуда прятаться.

Я же говорила, что нужно не читать, а бежать. А что теперь?

Она мгновенно представила, как продолжает сидеть спиной к двери после того, как скрипнет последняя ступенька и муж остановится на пороге кабинета. Когда-то в молодости он часто подходил к ней сзади (чаще всего когда она мыла посуду) и закрывал ей ладонями лицо. Дурачась, она называла его то Петей, то Славой. Было весело. Потом, годы спустя, похожим образом он играл с детьми. Кажется, этот трюк появился после того, как они сходили в кино на «Ледниковый период».

– Где наш сладенький малыш? – Игорь заходил в комнату, прикрыв ладонями глаза.