– Отпусти, – прошипела девушка. – Раздавишь. Дай же кинуть. – Она стискивала обычную кружку, словно булыжник.
– Да пойми ты! – не вытерпел Максим, прислонив ее к стене в алькове, рядом с высокой вазой. Шум побоища остался позади. – Ты что, хочешь получить пулю в грудь? Сейчас уже не то время, когда можно было пристрелить из окна пьяного хулигана, а все остальные дружно посмеялись бы, и все. Одна только искорка – и конец! Дом подожгут, камнями окна побьют, и никакие гвардейцы не защитят. Они сами такие же! Ты помнишь толпу в синематографе? Только дай повод, сразу пули свистеть начинают.
Он понимал, что опять говорит что-то невнятное и не слишком убедительное, но правильные слова отказывались идти на язык. Девушка внезапно бросила вырываться и застыла. В глазах ее утвердились крошечные отблески от пламени рожка, одиноко горевшего тут.
– А все-таки вы, сударь, порядочный оригинал, – негромко сказала она и поставила чашку рядом с вазой. Максим, смутившись, отпустил Варю, и она медленно оправила сбившееся платье. – Спасать, меня, значит, вздумали? Почему только по субботам и заходите? Скучно вам у нас, чай?
– Времени маловато…
Студент немного отступил назад, озадаченный насмешливым и в то же время каким-то необычным взглядом девушки. Как будто она только что разглядела его по-настоящему, а до того и не замечала вовсе, почитая за предмет мебели.
– Ну вот, экий вы стеснительный, будто подросток. Постойте-ка. – Варвара протянула руку и ухватила Максима за локоть, привлекая к себе, и студент вновь остро почувствовал пряный запах ее туалетной воды.
Резкий, неожиданный шум раздался сразу с двух сторон – по лестнице с топотом кто-то бежал, и дверь в гостиную распахнулась. Отчаянные и попросту громкие крики гостей резанули по ушам студента, Варя оттолкнула Максима и в страхе выглянула из-за его спины.
В гостиной творилось что-то ужасное – окна были выбиты, скомканные шторы валялись на полу, некоторые из гостей лежали на нем же или прибились к стенам. Повсюду видны были пятна крови, осколки посуды и столовые приборы.
– К нам толпа ломится! – завопил Прокл снизу.
Максим бросился в гостиную и отыскал взглядом Маруфа. Тот держал револьвер и целился из-за обрывка шторы во тьму, но почему-то не стрелял. Рука его странно дергалась, как будто ее кололи острием кинжала.
– Стреляйте же! – сказал Максим, пробившись к нему.
– А? – очнулся Маруф. – Но я стреляю…
“Совсем тронулся!” Студент выхватил у него оружие и надавил спусковой крючок, но тот не поддался – просто не был взведен. Едва Максим проделал это нехитрое действие и вновь тронул курок, револьвер подпрыгнул в ладони и громыхнул, послав пулю куда-то в белесую тьму. Крики снаружи и внутри здания на мгновение смолкли, затем вновь усилились. Многие бросились-таки вон, стремясь покинуть дом.
– Сейчас дверь сломают! – взвизгнул опять Прокл.
Максим кинулся вниз, по дороге сшиб подвернувшегося Акакия, выскочившего из-за клавесина, и через несколько секунд был у самого выхода. Дверь перед ним вздрогнула, замок с хрустом выпал из косяка, и тяжелый пласт древесины, обитой декоративным чугуном, распахнулся. Тотчас студент выпустил подряд три пули в первых же налетчиков, которые показались перед ним с искаженными от ярости физиономиями. Позади них, в завихрениях снега, метались неясные тени. Те из людей, которые собирались ворваться в дом Мануиловых, отпрянули и сгинули во тьме – наверное, в поисках более доступных объектов для разорения. Однако это оказалось не так. Налетчики решили использовать эффект неожиданности и вывалились на студента всем скопом, и тот едва успел выпустить оставшиеся две пули, уже не целясь. Ближайший к нему тип навалился на Максима всем телом, опрокидывая на каменный пол, и в его занесенной руке тускло блеснул нож. От напавшего разило перегаром, табаком и овчинной шубой. Его бешеный напор уже почти сломил сопротивление студента, как вдруг тело налетчика обмякло, изо рта у него капнула слюна, а выпученные глаза застыли. Оружие выпало из руки налетчика.
– Поднимайтесь-ка, сударь, застудитесь, – грубо сказал кто-то над Максимом. Студент отвалил труп и встал, ощущая неприятную ломоту в суставах рук. Ему все еще мерещился грязно-красный, в потеках нож.
Вокруг Максима лежало шесть или семь мертвых людей в мокрых, залепленных снегом тулупах, а над ними стояли и озирались три гвардейца с мятыми зелеными бантами в петлицах. Судя по всему, именно они добили тех, кто ворвался к Мануиловым. Сверху уже доносился быстрый топот множества ног, и первым возник, конечно, верткий и голосистый Прокл.
– Будьте осторожны, господа, и подоприте покрепче двери, – устало произнес капрал. – Пьяных очень много, все как с ума посходили. Да пистолет перезарядите, сударь, того и гляди опять кто завалится…
Он подал знак подчиненным, и они развернулись, чтобы выйти в метель, но тут с лестницы скатились наконец вся выжившие в передряге гости и хозяева, и Максим с облегчением заметил Вассу и ее сестру. Акакий, разумеется, поспешил выступить в первый ряд и уже хищно поглядывал на мертвецов – кажется, вознамерился обшарить их карманы.