Старый доминиканец потеребил бородку, похлопал по выдающемуся животу и радостно засмеялся. В недрах Рима тянулись пятьсот километров катакомб, некоторые более чем в семидесяти метрах под землей. Настоящий извилистый и неизведанный музей, ведущий практически в любую часть города, включая Ватикан. Двадцать лет назад они с Фаулером посвящали свободное время спелеологии в этих запутанных и опасных проходах.
- Одно ясно - Чирину следует пересмотреть свою безупречную систему безопасности. Если уж старая гвардия вроде тебя сюда пробирается... Но почему не через дверь, Энтони? Я слышал, что в Ватикане ты больше не являешься нежелательной персоной. И мне хотелось бы знать, по какой причине.
- Возможно, теперь кое для кого я стал слишком желательной персоной.
- Чирин хочет, чтобы ты вернулся, да? Этот Макиавелли из супермаркета так просто из своей хватки не выпустит.
- Старые хранители реликвий тоже крайне настойчивы. Особенно когда говорят о вещах, которых им не следует знать.
- Ах, Энтони, Энтони. Этот склеп - самое потаенное место нашей крохотной страны, однако в его стенах можно узнать много слухов. Святые нашептывают, - сказал он, обводя рукой помещение.
Фаулер посмотрел вверх. Потолок склепа, усиленный высокими арками, почернел от дыма миллионов свечей, которые горели здесь в течение почти двух тысячелетий, несмотря на проведенное пару десятилетий назад современное электрическое освещение. Это было прямоугольное помещение площадью восемьдесят квадратных метров, часть которого была вырублена в скале. А стены с пола до потолка покрывали многочисленные двери, скрывающие ниши, где находились святые.
- Ты слишком долго дышал этим сумрачным воздухом, который явно даже клиентам твоим не приносит ничего хорошего. Почему ты по-прежнему здесь?
Хотя об этом мало знает широкая публика, но уже тысячу семьсот лет в каждой католической церкви, какой бы она ни была скромной, хранится реликвия - мощи святого, спрятанные в алтаре. И здесь, в Зале Реликвий, Ватикан хранил самую большую в мире коллекцию мощей. Некоторые из ниш были почти пусты и содержали лишь небольшие фрагменты костей, а другие - забиты костями под завязку. Каждый раз, когда в какой-нибудь части света возводили церковь, молодой священник брал из рук брата Чезарео стальной чемоданчик и отправлялся туда, чтобы со всеми почестями положить реликвии в новый алтарь.
Старый хранитель снял очки и вытер их краем белой сутаны.
- Безопасность. Традиции. Упрямство. Слова, которыми можно охарактеризовать нашу святую церковь.
- Ну надо же, эта сырость еще и вдохнула в тебя цинизм.
Брат Чезарео похлопал по экрану своего мощного макбука, где что-то писал, когда появился его друг.
- Здесь спрятаны все мои истины, Энтони. Сорок лет работы, посвященной каталогизации кусков штукатурки. Ты когда-нибудь пробовал на вкус сухую кость, друг мой? Превосходный метод для определения фальсификаций, но оставляет горький привкус во рту. Прошло четыре десятилетия, а я приблизился к истине не больше, чем когда начинал, - вздохнул он.
- Что ж, может, ты покопаешься в своем жестком диске и поможешь мне с этим, старина, - сказал Фаулер, протягивая фотографию.
- Всегда дела, всегда...
Доминиканец остановился на полуслове, его глаза стали размером с блюдце. На некоторое время он близоруко уставился на снимок, а потом направился к своему письменному столу. Он вытащил из стопки книг том по классическому ивриту с многочисленными карандашными пометками и зашелестел страницами, сравнивая различные символы. Затем поднял изумленный взгляд.
- Где ты это нашел, Энтони?
- Внутри одной очень древней свечи. Она хранилась в доме у старого нациста.
- Это Камило Чирин приказал тебе ее найти? Расскажи мне всё, не пропуская ни одной детали. Мне нужно знать!