Эпизод 1 Мёртвая собака

Два низкорослых рыжих мальчика тащат за задние лапы, дохлую собаку по промёрзшему снегу. Гулко кричат воро`ны, слышатся чередующиеся с ровным промежутком времени глухие взрывы петард.

Подходя к жёлтой полуразвалившейся калитке без трёх штакетников с обеих сторон, старший, лет 11, говорит немного в сторону, как бы сам себе:

- Собака – зверь в человеке.

Второй, на пару лет младше, с красным нарывом нал левым глазом:

- Мой папка говорил, что зверь в человеке зависит от меры выпитого спиртного.

Оба пытаются одновременно открыть калитку в разные стороны, видя, что она просто прислонена к двум разносторонним столбам. Калитка падает на собаку, покрывая её целиком. Звук настолько неприятный, душещипательный, как будто бьют в живот спящего человека.

Младший пытается по-быстрому поднять так называемую калитку, но старший больно и в отмашку бьёт его по локтю левой рукой – по правой. Не звука. Где-то в небе слышится звук низколетящего самолёта типа «кукурузника». Из ветхого дома с высокими синими ставнями вюжнорусском стиле, хлопнув тяжёлой дверью, выбегает взлохмаченная, с седой проседью и слегка синевой в длинных ломких измождённых курением сожителя волосах, женщина лет 55, к лицу которой – труднопроизносимое имя первых времён коммунизма во френчах и свободных товарищеских отношений в плане половых удовлетворений.

- Хлопцы, где же вы были, милые мои? Я же все сараи и овины обыскала, даже в конюшне у Гавриловых все тёмные углы перевернула! Вы чего творите над матерью вашей, и так жизни нет никакой, баба несчастная, проклятая судьбой, а вы… вы кого волокёте во двор, ироды, ой, мамочки, они кого-то убили, пузыри проклятые… Ой, наказание мне, люди добрые!.. Это же собака, матерь Божая, вы зачем собаку убили, и в дом наш тащите?

Старший, руки в боки, проходит в пустой проём калитки, загораживает мать, и со строгим видом молодого отца, приказывает младшему:

- Тащи давай, сорока, чего пасть открыл как курсистка голожопая! Давай, шевели батонами, воронеж, хрен догонишь. А то мамаша наша, как и каша, побежит на пол. (Смеётся как умалишённый садист, готовый ударить кого угодно, в первую очередь, и самого себя.Но трус, шея горит огнём, глаза сияют храбростью и страхом). Дышит с умом, поглядывая на плачущую мать из-за спины.

Мать хватает его за спину, он вырывается, так что в руках матери остаётся рваная рубашка в синие квадраты. Женщина подносит обрубок ткани к лицу, закрывает им глаза, красные, болезненные, словно кровь в брюхе большой жабы. Это образ с жабой, готовой вот-вот взорваться и окропить всех вонючей алой жижей, и видит младший мальчик, смотря на мать в упор и, держа за спиной ноги собаки, направляясь по левую сторону от родительницы с ужасной, начинающей коченеть прямо на глазах трупной ношей бродячего животного, убитого ударом очень сильной мужской руки.

Старший и мать наблюдают за процессией с непередаваемым скачком противоречивых чувств. Женщина с тяжестью в области спины садится прямо в затоптанный снег, широко расставив ноги в тёплых серых зимних колготах. Старший догоняет младшего брата и со всей силы пинает несколько раз оскалившийся в смертельной агонии труп собаки белой масти.

Затем, с озорством беса прокрутившись на правой ноги, бежит к матери и, хватая её за уши, кричит:

- Встречай гостей, мамаша! Гости к нам приехали, приятели хорошие нашего папани! Эй, Стёпа, тащи прямо к ней в комнату, прямо на ИХ кровать!

- Гоша, я один не подниму, я маленький, - бесцветным голосом замерзающей птахи на холодном ветру возразил младший.

Старший, поднимающий мать с земли и ведущий её в обнимку, со злорадной ухмылкой молодого волка, говорит по дороге:

- А мы идём, мы идём к тебе, Стёпка, правда, мам, идём? А куда нам ещё идти, правда, моя дорогая мамочка, куда нам ещё идти, если не за этой собакой… да в кроватку…я знаю что папка нам бы этого не простил, если бы в его постель бросили дохлую псину… Ах, папка, ты папка, на кого же ты нас променял, оставил, падла ты такой, да, мам? Кобель, правда, мама?

Подходит с матерью к пытающему поднять на высокое деревянное крыльцо собачий труп младшему.

Старший, беря в руки наклонённое, сгорбившееся лицо одуревшей от переживаний и всплеска эмоций матери, говорит ей с назидательной интонацией молодого уголовника: