Костру Конан дал потухнуть ближе к полуночи.
Сам он лежал на новой шкуре, накрывшись плащом до подбородка, верный меч и кинжал держал под руками. Издали, да и вблизи, мощный храп и неподвижная расслабленность позы не позволили бы усомниться в том, что наивный странник мирно спит, даже наблюдательному человеку. Впрочем, волки – они не люди. Для них нужно быть куда более убедительным!
Напали на него одновременно со всех сторон.
Однако видевший в тусклом багровом полумраке угасающих углей ничуть не хуже пумы, киммериец различал происходящее вокруг него даже получше, чем сами волки!
Рычали звери, и рычал, уже не сдерживаясь, сам Конан. Его рука с мечом, казавшимся сверкающей молнией, разила с непривычно большого для нападавших расстояния, а кинжал не отставал, доказывая, что его обладатель отлично владеет и приёмами ближнего боя!
Но мешанина из мельтешащих волосатых тел, диких воплей, визга, рычания, и мускулистого натёртого салом красноватого в отблесках костра торса распалась на составляющие части очень быстро. У ног киммерийца остались лежать, жалобно подвывая, или уже замолкнув навсегда, шесть серых окровавленных туш. Остальные поспешили унести ноги, и пораненные, но ещё живые, тела прочь – скалясь в бессильной злобе на перехитрившего их коварного врага.
Конан утёр пот со лба: лежать под плащом оказалось жарковато. Особенно после того, как натёрся, для пущей сохранности кожи, бараньим жиром. Зато такая тактика принесла свои плоды: ни один из хищников так и не смог вцепиться ни в одну часть его тела, лишив ту подвижности! Ладно, нужно не предаваться радости по поводу победы над глупым зверьём, а заняться делом: стереть вонючий жир, да оттащить подальше от костра трупы.
При отличном освещении, которое давали подброшенные на угли приготовленные сухие ветви, Конан этим и занялся. Ну а о том, что оставшиеся до утра несколько часов он мирно прохрапел в полной уверенности, что больше его сон никто не побеспокоит, можно и не упоминать – вот чего-чего, а крепости нервов киммерийцу было не занимать!
Но перед тем, как окончательно расслабиться и заснуть, он, невольно сердито сопя, подумал, что в отличии от людей серые хищники вели себя по-крайней мере честно. И хоть и напали тоже во время сна, по-крайней мере не стреляли в него коварно, с большого расстояния, чтоб оглушить.
Неприятные воспоминания, но именно так всё и произошло тогда, на третью ночь после его прощания с ветераном сухопутных и морских похождений, теперь купившего за вырученные и скопленные деньги дом, и всегда бывшем себе на уме, хитрецом Крамером.
Можно сердиться, можно недоумевать, можно ругаться, но уж больно похоже всё случившееся!
Тут и там – стая. Тут и там – хотели его убить. Но если волки – чтоб честно съесть, то бандиты…
Конан не почуял той ночью подвоха, потому что как раз допил бурдюк вина, который старый ветеран дал ему, прощаясь:
– Отметишь, когда добудешь! Это – из виноградников Каппадокии! Выдержанное!
Конан однако вовсе не собирался таскать на себе лишнюю тяжесть до Святилища Червебога, поэтому часть благородного выдержанного напитка выпил в первый же вечер. Оставив отличного вина и на второй.
Поэтому то, что во время какого-то приятного сна с участием танцовщиц из Замбулы, вдруг, словно от удара, жутко загудела голова, и он провалился в чёрный колодец, он вначале приписал действию вина. Или похмелья. И только когда стиснув зубы заставил себя очнуться, понял, что проблема не в этом. А в толстенных верёвках, которыми он, словно каплун, предназначенный для копчения на вертеле, спеленут с ног до головы. А вокруг его костра, в который кто-то озаботился подбросить сушняка, сидят, скалясь, и громко ржа, пять мордоворотов, с рожами и руками, лоснящимися от жира и вина.
Откуда взялся жир, понять было нетрудно – обладатели противных физиономий и крепких тел поджаривали тут же, на вертеле над его костром, остатки его очередной косули, и свиной туши – уже лишившейся доброй половины своих съедобных частей. Вино же они попивали из своего бурдюка. И пахло оно куда кислее и противней, чем Конановское. Крепкий запах пота и подгоревшего мяса как раз наносило ветерком в сторону киммерийца.
Выглядели бандиты… Как самые обычные бандиты: крепкие походные сапоги, штаны из грубо выделанной оленьей кожи – Конан и сам таскал такие. Обнажённые до пояса по причине тёплого лета, торсы – на груди сидящего лицом к нему мерзавца с огромной бородой как раз поблёскивало ожерелье из зубов – не нужно было особенно приглядываться, чтоб понять, что они – человеческие. Бандит справа от мужика с ожерельем был крив на один глаз, и его закрывала простая чёрная повязка. Тот, что слева, ничем особым не отличался, разве что весьма неприятным смехом, да тем, что всё время искоса посматривал на лежащего Конана. Остальные двое сидели спиной, и против света их оказалось трудно рассмотреть как следует. Но с пяти шагов эти спины казались весьма широкими и мускулистыми. Помыться всем пятерым явно не мешало бы – подтёки грязи, смытой п
Но варвар не стал делиться с мерзавцами своими мыслями по этому поводу. Вместо этого он, стараясь не шуметь, и не делать резких движений, попробовал достать кинжал из сапога.
Ага – два раза он там остался!