— У нас тут кругом тараканы, — сообщает женщина.

И тараканы явно не в ее голове. Они бегают по столу, по полу, по стенам. Сотрудники нам обещают их вытравить в ближайшее время. Говорят, что все дело опять-таки в отсутствии ремонта (насекомые прячутся в щелях, которых тут видимо-невидимо).

На третьем этаже находятся те, кого направили на экспертизу. И тут кого только нет. Подозреваемых в педофилии (их в общей сложности 20) поместили в отдельные камеры. Между собой они не очень ладят. Проблема в том, что в Центр им. Сербского их берут по очереди, и ждать приходится долго.

Отдельно содержат совершивших тяжкие преступления. Один из них заявляет, что в него вселяется нечто и заставляет убивать. В камере для подозреваемых в преступлениях малой и средней тяжести много тех, кто совершал их по интернету. Писал письма с угрозами, например.

Многие проходят лечение на добровольной основе, не дожидаясь, пока суд назначит им принудительное лечение. Один из таких согласился на терапию не сразу (считал, что не нуждается), а после инцидента, когда он неожиданно для всех и для себя запрыгнул на стол и закричал: «Граната!»

Маленький человек с внешним уродством с трудом формулирует свои просьбы. Они не к нам, а к врачам.

Мужчина с порезанными веками просит особую диету. Рассказывает, что он ветеран Афганистана, весь в осколках после ранения (показывает изуродованное тело).

В камере душно. Обстановка такая спартанская, что заключенные пациенты проявляют чудеса изобретательности. Из пустой коробки от стирального порошка они сделали ящичек для бумаг и ручек, из бутылки молока — подставку для зубных щеток.

На стене камеры большими буквами кто-то написал: «Мама, я в психушке! Мы выйдем!»

Мы тем временем заглядываем в душ на третьем этаже: нет леек, скамейка прогнила.

Четвертый этаж, где находятся те, кого уже признали невменяемыми, это особенно мрачное место, потому что люди тут сидят годами.

Для понимания: то, что человека признают невменяемым, не является основанием для прекращения расследования, т. е. следствие идет и зачастую не торопится. А человек ждет его окончания, а затем решения суда в психбольнице «Бутырки».

Некоторые эксперты считают это нарушением прав пациентов. Ведь в тюремной психбольнице покамерное содержание, она не рассчитана на длительное пребывание там человека, тем более больного.

В одной из камер мы обнаруживаем сразу несколько человек, которые сидят уже больше года. Сквозь решетку на окне к ним пытается пролезть голубь. К концу нашей беседы он это все-таки виртуозно сделает. Заключенные с восхищением смотрят на него.

В очередной узкой мрачной камере — отставной офицер разведки Сергей Глазов, устроивший стрельбу в МФЦ Рязанского района Москвы (двое убиты, четверо ранены). Он сам и его адвокат Петр Колдов уже рассказывали о результатах экспертизы, сделанной в Центре им. Сербского, так что секрета нет: признан невменяемым. Суд еще не назначал ему принудительное лечение, но Глазов сам добровольно проходит терапию. И надо сказать, это тот случай, когда улучшение, что называется, налицо.

Еще до нашего визита в психбольницу его адвокат сказал нам, что Глазов пошел на поправку, что он наконец осознал произошедшее, признал свою вину и скорбит об убитых. Помню, в первые дни в СИЗО он твердил: «Я не мог никого убить, потому что стрелял в сторону. Это провокация! Покажите мне трупы. Почему мне их никто не показывает?!» Сейчас Глазов спокоен, рассуждает логично. На условия (а они в его камере плохие) не жалуется. Выходит, при правильном лечении эти жуткие стены не помеха для выздоровления.

Оказалось, что Глазов хочет… жениться. Это довольно неожиданно, но чего только в психбольнице не происходит. По закону право сочетаться законным браком он имеет, тем более что дееспособности его никто еще не лишал. Да и кому от этого будет хуже? Кстати, свадьбы нередко случаются даже в психбольницах специализированного типа с интенсивным наблюдением, куда отправляют совершивших преступление по приговору суда.

Пятый этаж. Отделение реабилитации для заключенных наркоманов.

Вообще это лучшее место в психбольнице. После всего, что мы видели раньше, я даже восхищенно ахнула. Камеры так не похожи на те, что внизу, что их даже и камерами не хочется называть. Это настоящие палаты — простые и светлые, с больничными кроватями (а не стандартными железными нарами). На стенах картины, на подоконниках цветы. Чистота, свежесть. И люди, которые там находятся, похожи не на несчастных арестантов, а на выздоравливающих пациентов. На этаже есть отличный спортзал и несколько комнат для групповой терапии (они со всеми атрибутами — мягкими креслами, «звездным небом», релаксирующей музыкой и т. д.)

— Я хотел бы возвращаться сюда снова и снова, — искренне говорит один из пациентов.