Прикрыл чашкой свою улыбку.

— Проводить ночь с мужчиной — это не уголовно наказуемое преступление, — ответила Альбина. — Пусть болтают, сколько им вздумается. Изольда Матвеевна давно мне твердит, что я слишком много внимания уделяю чужим разговорам и сплетням.

Она скрестила на груди руки.

— Общественное порицание — это не то же, что уголовная статья за незаконное хранение и применение оружия, — заявила Королева. — Вряд ли мне грозит более серьёзное наказание, чем тебе, Усик. Переживу. А если уж совсем худо станет — выйду за тебя замуж.

Я поперхнулся чаем, закашлял.

— А ты не ухмыляйся, Усик: если возникнут проблемы по комсомольской линии — они будут не только у меня, но и у тебя тоже, — сказала Нежина. — Так что побежишь со мной в ЗАГС, как миленький. Разводы, в конце концов, в нашей стране пока никто не запрещал.

Альбина вздохнула.

— Изольда Матвеевна уверяла, что ты хорошая партия. Говорила: буду за тобой, как за каменной стеной. Пророчила тебе большое будущее; утверждала, что невесты скоро за тобой табунами станут бегать. Пугала, что провороню своё счастье — тебя то есть.

Королева зевнула.

— Вот и проверю, насколько хорошо Изольда Матвеевна разбирается в людях… — сказала она, — если припечёт.

Нервное напряжение исчезало — ему на смену приходила сонливость. За проведённый в советской больнице месяц меня приучили к раннему отбою. Ровно в двадцать один час словно проворачивался в голове рубильник — я начинал зевать, тереть глаза (хотя в палате в такое время мучился от бессонницы). Сытость и тепло тоже сыграли свою роль, заставили меня больше думать о подушке, а не о недавней встрече с предполагаемым маньяком или о возможности соблазнить комсомолку (Королеву!). После чаепития Альбина повела меня в спальню. Раньше подобное действо мне виделось иначе. И ожидал я от него не только то, что получил сейчас — чистое постельное бельё и пожелание спокойной ночи.

— Усик, — сказала Королева, — я, конечно, благодарна тебе за то, что ты меня спас… тогда. Признаюсь, я только сегодня, после слов Дарьи Степановны посмотрела на те события… с такой стороны. Раньше мне казалось, что это скорее ты должен был меня благодарить. И только теперь сообразила, почему тебе вручили ту грамоту.

— Благодарственное письмо, — уточнил я.

— Неважно.

Нежина махнула рукой.

Я уселся на кровать, скрипнув пружинами (установленная пирамидой подушка чуть наклонилась). Поправил соскользнувшую с плеча футболку. Не спускал глаз с Нежиной — та наблюдала за мной. Постучал по матрасу рукой — предложил Альбине присесть. Но Королева мой намёк проигнорировала; или не заметила его. Чуть выставила вперёд левую ногу (не удержался — погладил её колено взглядом), скрестила на груди руки. Она стояла в дверном проёме, с хитринкой посматривала на меня снизу вверх. Я любовался её шеей, подбородком. Заметил, что щёки и мочки ушей Альбины порозовели, словно от духоты; а на голове девушки забавно топорщились в стороны волоски, выбившиеся из незамысловатой причёски (задорного «конского хвоста»).

— В общем, я тебе благодарна, Саша, — сказала Королева. — Правда. Пусть мне всё ещё и не верится, что я могла тогда умереть. Потому что просто не получается себя заставить в подобное поверить. Хотя точно знаю: так и было. Ведь Дарья Степановна не могла обмануть. Так что спасибо тебе, Саша.

Альбина улыбнулась.

— И снова тебе отвечу: я не боюсь ночевать с тобой в одной квартире. Потому что уверена: ты, Саша, не подлец, и мне не придётся ночью сбегать от тебя к Изольде Матвеевне. Двери в комнатах я оставлю открытыми. Но это не приглашение. Ты меня понимаешь, Усик?

Я пожал плечами. Дурацкая футболка вновь соскользнула — будто я пытался соблазнить Нежину видом своих выпирающих костей. Поправил на себе одежду: не всякую наготу стоило выставлять напоказ.