— Эй, мужик, парень, ты че, в натуре, задремал, что ли? — услышал он сквозь дрему.

Здесь, в реальности, не было ни разрубленной в щепы дубовой двери, ни окровавленных трупов жены и дочки. Привидится же такое, а? Кошмарный сон… Водка — дрянь, вот и лезет в голову всякое…

Илья тупо уставился перед собой. На испитой физиономии мужика-ханыги выражение озабоченности сменило некоторое подобие улыбки.

— Ты, это, проснулся, что ли, паря? — раздался голос, принадлежавший, как выяснил Илья, повернув голову вправо, еще одному, очень похожему на первого степенью износа «фотокарточки», мужику. — Мы думали, ты того, сбрендил, все про какого-то Джонни говорил…

— Вроде гонял кого-то, — вставил первый.

— Йа? — икнул Иванов и внимательно посмотрел на ханыг, переводя глаза с одного на другого. Затем, поняв, что они не шутят, уставился на того из них, кого увидел первым, и повторил: — Я? Да вы чего, мужики?

Он огляделся по сторонам и ущипнул себя за небритый подбородок. Мужики не снились. Они были частью реальности, состоявшей из старенького дворика, ящика из-под бутылок, накрытого рваной, придавленной булыжником (чтобы ветер не унес) газетой с какими-то фотографиями: на одной некий солидный государственный муж (определить, кто именно, мешало большое винное пятно, образовавшееся на месте лица) пожимал кому-то (голова у второго вообще отсутствовала) руку. Трое же реальных — из плоти и крови, с изрядной примесью бормотухи — двуногих обитателей двора: оба мужика и сам Илья сидели кто на ящиках, кто на кирпичах. Во двор выходило черное покосившееся крыльцо магазинчика, называвшегося когда-то давно, еще до перестройки, простенько и со вкусом: «Вино-водка». В дальнем углу, на полуразрушенной стене старинной кладки грелся на вышедшем из-за туч весеннем послеобеденном солнышке громадный огненно-рыжий кот.

Картина становилась ясной и понятной: он, поругавшись с Настькой, прихватил пару книжек, чтобы загнать их, что, судя по наличию этих двух типов, и сделал. Правильно, книжек нет, вино выпито, вон и пятна на Ельцине… или на Черномырдине. Принял бормотухи и закемарил на солнышке, как тот кот-смурняга.

Илья вспомнил подробности ссоры: он орал как умалишенный, что прирежет Настьку и ублюдка ее…

«Господи, да что это я так на Олюшку-то? — испугался он. — Настька — та стерва, денег на выпивку не дает, не понимает, что у мужа душа горит!.. — Возмущение поведением жены сменилось страхом. — А что я, их и правда?..»

Тут Иванов вспомнил, что сказала Галя, подружка Насти, месяца три назад. Она как-то пришла в гости, пока Настя отлучилась к соседке… «Слушай, как она на Гошину Машу похожа, — удивилась Галя, глядя на вошедшую на кухню Олю. — Прямо копия. И лобик, и глазки… а губы Настькины». Неизвестно, что имела в виду простоватая Галя, но только ее неосторожное высказывание запало в душу Илье. С Игорем-Гошей Настя встречалась до того, как познакомилась с Ильей. «А моего что же, ничего и нет?» — больно кольнуло его тогда. Он хотел задать этот вопрос Гале, но промолчал, однако слова ее постепенно лишили Илью покоя. Навел кое-какие справки, получалось, что… «Убить, убить ублюдочных тварей», — нет-нет да вспыхивало в мозгу. С этой-то Гальки и с ее сю-сю-сю, Олюшка, какая ты красивая (потому что не в папу?! То есть в настоящего папу, да?!), кажется, все и началось. Пить Илья стал больше, с работы турнули, потом…

— Ты, это, — помявшись, начал один из мужиков. — Ты вроде говорил, у тебя есть еще… Так, может, я слётаю? К Клавке в винный, ну, где портвешок-то брали? — Ханыга не глядя указал рукой на крылечко магазина. — Забыл, что ли, аль заспал? Самую малость отполироваться не хватило, да и тебе б поправиться не помешало. Стрёмный ты какой-то, ей-Богу.

— Выпить охота? — спросил Илья того, которого называл для себя первым.

Тот не стал скрывать очевидного факта:

— Охота.