LIV

— Он пришел, — прошептал одними губами Андрей Петрович. — Пришел, чтобы мстить… Он уже здесь…

«К чертям! — Участковый встряхнул головой и решительным жестом отбросил дьявольскую табличку. — Ко всем чертям! Завтра же к бабке, Светка знает одну такую, все грозилась к ней пойти, если пить и гулять не брошу. Кто мне дороже, профура Любка или законная жена и дети? К такой-то матери и брательника, и бл…дей! Никуда не пойду, пусть Олежка обеих и трахает, мне в завяз уходить надо, нервишки лечить! А сейчас домой, домой, домой!»

Подумав так, участковый почти немедленно обрел над собой контроль. В голове прояснилось, он хотел посмотреть на табличку, не вернулась ли, упаси Господи, прежняя надпись, но проклятая жестянка упала так, что с того места, где сидел Корниенко, оказалась не видна.

«Ну и черт с ней, — решил участковый и, наскоро запихав папки в сейф, закрыл его, а ключ сунул в карман. — Ах ты еж твою двадцать! — в сердцах всплеснул он руками. — Кобура-то с пушкой там».

Корниенко извлек из кармана ключ, но до замочной скважины донести его не успел: пискнули петли кухонной двери, в прихожей послышались чьи-то шаги, заскрипели половицы. Участковый открыл рот. На пороге кабинета стоял неизвестный человек в джинсах, армейских ботинках и старом пуховике, без шапки. Длинноволосый, с неухоженной рыжеватой бородой, странный визитер выглядел очень печальным.

— Я потерял друга, — сказал он негромко, и в голосе его чувствовалась искренняя боль. — Лучшего друга…

Неловко было задавать вопросы человеку, который так скорбел об утрате, но все же…

— Как вы сюда попали? — спросил Корниенко.

— Это вы попали, — ответил тот как-то уж очень двусмысленно. — Вы, а я… потерял лучшего друга.

«Друга? Друга?! Так вон оно что!» — обрадовался участковый.

— Так это вы мне звонили? — спросил он с надеждой. — Насчет собаки, так? Она нашлась, милиция у нас, знаете ли, на высоте, хотя многие, особенно в прессе… писаки… — затараторил Андрей, чувствуя, что нельзя умолкать, так как иначе тоска этого странного типа передастся ему и тогда… — Она на кухне, я ей колбасы дал…

— Отвратительная колбаса, — сказал неизвестный и сделал такое движение, будто бы с трудом сдержал позыв рвоты. — Мерзость. Ты, наверное, думаешь, что я должен быть благодарен тебе за это?

«Вот сукин сын! — рассердился участковый. — Я его собаку нашел, колбасы ей дал, а он тут выеживается! Да еще тыкает представителю власти!»

— Ты кто такой, документы?! — рявкнул старший лейтенант, впервые за последние несколько часов обретая полное душевное равновесие, как безнадежно больной перед кончиной испытывает просветление и облегчение, чтобы в последний раз, прежде чем покинуть бренный мир, взглянуть на него ясным взором. — Живо! — приказал он, привставая со стула.