«Не хочу, — подумал старший лейтенант. — Не хочу, — повторил он, заслышав настырный трезвон телефонного аппарата, полагая, и не без основания, что звонит брат, а это означает новую пьянку-гулянку. — Не хочу!»
Телефон умолк, но через минуту затрезвонил вновь. Корниенко не выдержал и снял трубку:
— Что?.. Нет… Нет… Говорю же, нет! Это милиция… Не за что… — проговорил он с раздражением.
Собственные дурное настроение, нервозность и раздражительность, столь не свойственные ему ранее, Андрей Петрович относил на счет затянувшегося праздника.
Однако лукавил, лукавил сам с собой старший лейтенант Корниенко. Что мешало ему оставить брата одного? Пусть шурует под юбкой у школьной пассии Маринки, пусть барахтается с ней под одеялом, когда ее муж и его собутыльник Гена отправляется на работу.
У участкового сложилось впечатление, что муж Марины, доведись ему застать жену в постели с Олегом, в крайнем случае подпортит обоим фотокарточки, за ружье хвататься не станет, так как мужскую дружбу за бутылкой ценит выше всяких баб, особенно когда наливают на халяву.
«Сколько еще веселиться Олежке? Дней десять (неделю, три дня) всего-то и осталась. Потерпи, уедет, жалеть будешь, что черствость проявлял, родная кровь, не кто-нибудь…» — говорил себе участковый, не решаясь отказать брату.
К тому же существовала Люба — прежняя любовь. Нет-нет да затаскивала она Андрея в постель вспомнить старое, а он не слишком-то и упирался, все равно в верность его жена не верила.
Наличествовал и еще один, как говорится, фактор — оказываясь в шумной, слаженной компании, участковый успокаивался: вот они, все прямые или косвенные соучастники убийства той девушки… Кровь на снегу. Кровь… И все пока еще живы… Пока.
Именно соучастники. Если бы не дурацкие разговоры про волков-людоедов, которые начала Люба и подхватила Марина, а вслед за ней и Олег, желая бросить под ноги даме сердца шкуру матерого хищника, если бы не это… Не было бы удалого воздушного рейда, стрельбы по бегущим волкам и… гибели женщины.
«Но главный-то я, я! — не раз холодея, думал участковый. — Я стрелял в нее, и если все эти разговоры правда, я…»
Через два дня после происшествия они вдвоем (Андрей и вертолетчик) слетали на то место, где нашли убитую. Труп исчез. Никаких следов не осталось, да никто и не верил, что они останутся: пурга была знатная.
Все клялись молчать, но… кто-то все-таки проболтался?
Слухи наполняли город. Оборотни. Оборотни. Оборотни. И не суеверный ранее участковый все чаще ловил себя на мысли о том, что самец мог уцелеть…
«Он вернется, он обязательно придет, — думал Корниенко. — Чушь, он не может знать, кто убил ее… Да нет же! Никаких оборотней не существует! Их просто нет!»
В этот внутренний спор нередко вмешивался некий оппонент, будто участковый спорил сам с собой. Вот и сейчас он, этот некто, уверенно произнес:
«Он знает, что ее убил ты, он идет сюда, чтобы покарать убийцу своей волчицы».
Участковый подпрыгнул и задрожал так, что прикусил язык. Выругавшись, он почувствовал себя лучше.
«Чертов телефон!»
И действительно, краснопузый аппарат надрывался, захлебываясь от злости.