– Вовсе нет! Если вы это сделаете, то я немедленно уничтожу все ваши спасательные средства. И не говорите мне о Женевской конвенции и прочей ерунде! Я полагаю, вы знаете, что творили оккупанты на моей земле и сколько миллионов, МИЛЛИОНОВ моих соотечественников было уничтожено! И большинство из них мирные люди, женщины и дети. ДЕТИ, адмирал!!! Если бы ваших детей заживо жгли, морили голодом и брали кровь для вражеских солдат, что бы вы сделали, адмирал?!! Я, именно я уничтожил «Тирпиц» и «Шарнхорст» и уничтожение этих шести тысяч тоже восприму спокойно, у меня работа такая. Вместо этого я гарантирую жизнь вам и всем вашим морякам. Кстати, если вы затопите свои корабли и каким-то чудом останетесь в живых, что немцы сделают с выжившими?

– Но как вы себе это представляете!?

– Я официально уведомляю вас, что турецкое правительство передало контроль над проливами Советскому Союзу. Военно-морская база Чанаккале теперь является базой ВМФ СССР. Сюда движется отряд кораблей Черноморского флота, который и отконвоирует ваши корабли в Черное море. Ваши экипажи будут размещены в Крыму, будут заниматься восстановительными работами. Нормальные условия содержания, питание и медицинское обслуживание гарантирую. После окончания войны все смогут вернуться на родину, отработав, конечно, – все-таки наши страны воюют. Но вернутся живыми и здоровыми. А ваши немецкие союзники отправятся в Сибирь и на Колыму – как говорится, почувствуйте разницу.

Бергамини на некоторое время замолчал, потом сказал изменившимся, каким-то безжизненным голосом:

– Не надо топить транспорт. Дайте мне немного времени. Полчаса.

Прошло всего чуть более двадцать минут, когда Олег услышал:

– Линкор «Рома» вызывает русского командующего!

– На связи!

– С вами говорит капитан 2-го ранга Капелло. Я уведомляю вас, что адмирал Бергамини застрелился. Команды всех кораблей принимают ваши условия. Те, кто не согласен, а их было очень немного, уже не с нами.

– Кто командует эскадрой?

В ответ Олег услышал смешок:

– Вы!

– Я рад, что мы не стали бесполезно проливать кровь! Следуйте курсом 5, скорость двенадцать узлов.

Через пять часов к итальянским кораблям подошел отряд легких сил Черноморского флота в составе крейсеров «Ворошилов» и «Молотов» и эсминцев «Сообразительный» и «Бодрый» под командованием вице-адмирала Октябрьского. На кораблях была морская пехота, а также офицеры и матросы, перешедшие на итальянские корабли и контролирующие их команды.

Вся эта авантюра родилась в голове Северова после того, как он прочел шифровку. Иосиф Виссарионович все-таки разыграл карту с покушением на него во время полета в Тегеран. Удалось раздобыть неопровержимые доказательства, что многие члены правительства Турции не только знали о готовящейся акции, но и активно помогали немцам. Выбор у турок был прост и незатейлив: передача контроля над проливами и базы Чанаккале Советскому Союзу или полномасштабная война, когда победители возьмут все сами, причем гораздо раньше, чем общечеловеки придумают, как этому можно реально помешать. Договор был суперсекретный, и его удалось сохранить в тайне до момента, когда отряд легких сил прошел через проливы навстречу итальянским кораблям. А ВМФ СССР получил три современных линкора не самого плохого качества. После модернизации они еще долго прослужат, а страна может сосредоточиться на строительстве авианосцев, что гораздо более актуально.

Вот только сначала надо было до проливов еще дойти, взбешенные немцы и итальянцы, слушавшие эфир, были прекрасно осведомлены о произошедшем и развили бурную деятельность. В Грецию в пожарном порядке перебрасывались все самолеты, которые могли туда добраться в ближайшее время. Их оказалось не так много, как хотелось, но более сотни машин против двадцати восьми истребителей и восемнадцати бомбардировщиков Северова – серьезная сила. Олег такую реакцию предвидел, поэтому эскадра шла западнее параллельным курсом с трофейными кораблями на расстоянии десять миль в полной боевой готовности. Подводных лодок можно было не опасаться, их не успеют перебросить к проливам ни при каких обстоятельствах, так что боевые корабли шли тридцатиузловым ходом без всякого противолодочного зигзага, погода позволяла. Танкеры и транспорты шли со скоростью двенадцать узлов под конвоем подошедших крейсера «Красный Крым» и эсминцев «Железняков» и «Незаможник».

Эскадра подходила к острову Лемнос, когда находившийся в дозоре «Верный» обнаружил своим радаром вражеские самолеты. Пилоты палубных самолетов уже находились в кабинах и ждали команды на взлет, которую Северов немедленно подал.

Олег взлетал первым, он окинул взглядом стоящие за ним истребители. Лица у ребят были мрачные, все понимали, что переживут этот бой не все. Погибать в конце войны, когда уже понятно, что все, что победили, что осталось немного, обидно втройне. Но это был не страх, это была мрачная решимость и ощущение собственной силы. Так вам мало?! Сейчас все будет!!

Противник не стал растягивать атаку по времени, что обеспечило силу удара, но позволило Олегу не беспокоиться о необходимости дозаправки и повторного взлета для отражения следующей волны атакующих. Тем более что если авианосец будет серьезно поврежден, то никаких посадки-взлета уже не будет. Истребителей у противника было более сорока, в основном «Мессеры», десятка полтора «Фоккеров» и несколько итальянских «МС.202». Более шестидесяти бомберов и торпедоносцев отличались бо́льшим разнообразием. И «Савойя-Маркетти», и «Юнкерсы», и «Хейнкели», и «Дорнье». Три звена «головастиков» во главе с Северовым ринулись на вражеские истребители, остальные занялись ударными самолетами. Немного сзади находились «сушки», которые несли стрелковое вооружение и РСы, четыре Б-20 – серьезный аргумент в воздушном бою. Несколько облегчило жизнь то, что треть вражеских истребителей несла бомбы. Они их все равно сбросили и вступили в бой, но это произошло не сразу. Советские истребители не стали работать парами, только поодиночке. Уровень летчиков и машин позволял такую вольность, тем более что этот вариант предусматривался заранее, когда отрабатывалось отражение значительно превосходящих сил противника. Большой запас топлива и серьезный боекомплект к пушкам позволяли советским истребителям долго не выходить из боя, да и пилоты уже вошли в то состояние, когда о сохранении собственной жизни думать никто и не помышляет. Осознание того, что по их воле уже ничего не будет, пришло к гансам, когда один за другим три советских истребителя, израсходовав боезапас, совершили таран. Вражеские летчики вдруг осознали, что эти берсерки полягут все, но никто не отвернет, не отойдет в сторону, даже когда сражаться уже просто нечем.

Около двух дюжин самолетов к кораблям эскадры все-таки прорвались, их было слишком много, чтобы остановить всех. «Смоленск» и эсминцы на скорости более тридцати узлов шарахались в стороны, выписывая координаты. Зенитные орудия выпускали в небо целый шквал стали, прорваться сквозь который было очень сложно, но вражеские пилоты тоже были умелыми и храбрыми воинами и не собирались упускать свою добычу. Идущих у самой поверхности моря торпедоносцев хорошо прищучили «сушки». Вражеские самолеты шли плотным строем, поэтому по ним сначала отработали РСами с неконтактным взрывателем, потом подключили авиапушки. А по тем, кто все-таки прорвался, работала корабельная артиллерия. В результате «Смоленск» получил итальянскую торпеду в левый борт, на расстоянии около пятидесяти метров от носа. Прямых попаданий бомб в палубу также не было, только две 250-кг бомбы в борт и несколько близких взрывов. Попаданий в эсминцы не было, лишь близкие разрывы, но тоже без фатальных последствий для кораблей. После третьего по счету тарана наступательный порыв у противника вдруг иссяк, немцы сдулись и повернули обратно, а из итальянских машин Северов не увидел ни одной, хотя, скорее всего, просто не заметил. Саднило правую ногу: пуля или осколок прошли по икроножной мышце под коленом. Был прострелен левый бок, опять левый! Но пониже диафрагмы, судя по ощущениям, кишки не задеты, ерунда. Еще раз прилетело по скуле, тоже по касательной. Ладно, не новый и был! Шрам от прошлого ранения не сильно заметен, да и не женщина, в конце концов. Олег попытался считать свои самолеты, но бросил. Во-первых, не все были рядом. Во-вторых, накатила такая усталость, что мысли путались. Но Северов видел, что авианосец горел. Радио не работало, поэтому спросить, что и как, не было никакой возможности. Но, облетев «Смоленск», полковник понял, что крена нет, палуба цела, можно садиться. Топливо еще было, поэтому Олег принялся нарезать широкие круги, высматривая плавающих летчиков из сбитых машин и контролируя посадку своих ребят. Он видел, как некоторые сильно поврежденные машины просто сваливают за борт, если внизу пожар, то тащить их на главную палубу нет возможности. Пока он летал, с пожаром, похоже, начали справляться. Огонь уже не пробивался, дым сначала стал гуще, потом, наоборот, ослабел. Наконец в небе не осталось ни одного самолета, и Северов стал заходить на посадку. Мотор обрезал, когда до края полетной палубы оставалось метров сто.