Вопрос о том, каким образом необходимо проводить главный экзамен на предмет определения целесообразно ли обучать абитуриента данной специальности пока остается открытым главным образом потому, что его никто не хочет решать. Хотя еще в 60 – 70-х годах прошлого столетия была предпринята попытка: прошедший по конкурсу обычных экзаменов абитуриент на один год направлялся служить на корабли ВМФ и лишь после этого зачислялся на первый курс соответствующего Военно-морского училища. Практически за этот год никто его квалифицированно не изучал, хотя в конце года малоопытный командир группы (батареи) писал на него примитивную характери- стику. А на самом деле главным, было – захочет ли сам абитуриент в дальнейшем учиться.

На практике все оказалось не квалифицированно, примитивно, бессмысленно и вредно, так как количество желающих поступать в военно-морские училища резко сократилось. Так, что и сегодня вопрос отбора абитуриентов по главному качеству остается открытым и не только для военных вузов, но и всех остальных. Выработка относительно дешевой, но эффективной методики в этом вопросе является насущнейшей задачей подбора кадров, которые, как мы знаем, решают все.

Таким образом, на традиционных экзаменах (я имею в виду и современное тестирование) проверяется лишь второстепенное качество абитуриента – его осведомленность в определенных вопросах, сильно искаженная взятками, шпаргалками, симпатиями, антипатиями и так далее. Результат экзаменов в то время еще сильно зависел от спортивного мастерства абитуриента. Если ты перворазрядник, а тем более чемпион среди юношей в масштабе области или большого города в видах спорта, культивировавшиеся в высших военно-морских учебных заведениях, то экзамены для тебя были формальностью, на всех экзаменах тебе ставили пятерки. Не обходилось и без курьезов. Об одном из абитуриентов узнали, что он чемпион Москвы по боксу среди юношей, лишь тогда, когда он сдал все пять экзаменов исключительно на тройки и, набрав 15 баллов, подлежал отчислению, но был зачислен курсантом, хотя проходной балл был 22-23. В 1955-1959 годах он стал в Питере основным конкурентом будущего олимпийского чемпиона и обладателя кубка В.Баркера. Попенченко, который тогда учился в Военно-морском пограничном училище. Зачем нужны были готовые спортсмены? Это было хобби командования училищ. Мы, курсанты, понятия не имели кто среди ВУЗов первый по успеваемости, по научной работе и так далее. Но каждый знал кто лучший в плавании, гимнастике, боксе, борьбе и так далее, кто победитель спартакиады ВУЗов.

О постановке физподготовки в училище надо сказать особо. Наверное, ни в одном учебном заведении страны не уделялось столько внимания физической подготовке (кроме специализированных на спорте ВУЗов, конечно). Я, начавший заниматься плаванием на 2-м курсе в 18 лет, на третьем в 19 стал чемпионом военно-морских учебных заведений баттерфляем (дельфином). Ставший министром обороны Г.К. Жуков довел уровень физподготовки до высших пределов. Судите сами. После побудки мы делали физзарядку и совершали десятикилометровый кросс или марш-бросок. На все это отводился час. Все это ежедневно, кроме воскресенья. Кроме того было два двухчасовых специализированных занятия в неделю, где мы практически осваивали: плавание, гимнастику, бокс, борьбу, штангу, баскетбол, волейбол. В училище был свой бассейн, и это значительно упрощало решение задачи – моряк должен уметь плавать. Причем занимались с нами и тренировали сборные училища известные стране мастера, участники первенств Европы, мира, а тренером по водному поло был вратарь олимпийской команды СССР на играх в Хельсинки, где наши команды впервые приняли участие в Олимпийских играх. Требования к курсантам были очень жесткие – не выполнивших установленные нормативы отчисляли на флот. Причем, невзирая на лица. Помню, от- числяли курсанта 3 курса нашего факультета, сталинского стипендиата. Он уже рассчитался с вещевой службой и ходил с вещмешком. Лишь в последний момент начальник училища дал ему еще один месяц, чтобы он выполнил норматив по плаванию. Курсант чуть ли не переселился в бассейн и норматив все-таки выполнил. Это спортивная эпопея в училище зарядила меня на всю жизнь. В дальнейшем я уже ее без спорта не представлял.

Экзамены я сдал успешно, правда, в первую десятку не попал, оттеснили спортсмены. И к первому августа 1955 года нас привезли в военный лагерь форт Ино на северном берегу Финского залива для прохождения курса молодого бойца. По напряженности и я бы сказал, беспощадности этот курс был замечательным. Нами руководили офицеры и сверхсрочники, прошедшие отечественную войну и знав- шие чему и как нас учить. Стрельбы из карабина Симонова и автомата Калашникова, метание боевых гранат, марш- броски, практическое освоение тактики взвода (в основ- ном на брюхе), гребля и хождение под парусом на ялах и баркасах, ежедневные строевая и физическая подготовка. Многие поначалу не выдерживали, но отступать было некуда и через пару недель большинство стало справляться с нагрузкой. Тогда я понял, что не зря нас в школе заставляли сдавать нормативы на значок ГТО.

Общая физическая подготовка оказалась просто необходимой. Кормили нас хорошо, добротно, но основное чувство, которое почти постоянно владело нами, было чувство голода. Обед или ужин длился у нас максимум 2-3 минуты. За это время мы сметали со столов все до последней крошки. Свободное время проводили у продовольственного ларька, где покупали это продовольствие и тут же съедали. Главными предметами нашего вожделения были булки, коржики, колбаса, конфеты и особенно сгущенное молоко. Сгущенка была для нас не только продуктом, но и предметом для соревнований. Сейчас трудно себе предста- вить, что я мог слопать сразу три банки сгущенки по 410 г. Но в этих соревнованиях я был далеко в хвосте, чемпион съедал восемь банок, причем без всяких последствий. Последствия случились у другого чемпиона, который при установлении рекорда по пожиранию коржиков на девятнадцатом коржике почувствовал себя настолько плохо, что его отвезли в госпиталь, где установили, что у него заворот кишок.

Грамотность и интенсивность нашей подготовки дали себя знать. Мы многому научились, окрепли, научились терпеть, освоили азы воинской дисциплины. В училище мы возвратились к 1 сентября, а 2 сентября приняли присягу и, наконец, наши бескозырки украсили черные ленточки с золотыми буквами и якорями. Мы были счастливы и горды.

Начались учебные будни. Здесь, как и в лагере, абсо- лютное большинство наших начальников и преподавателей прошли жестокую школу войны. Поэтому учебный процесс был достаточно эффективным, носил практический характер. Нашей учебной роте особенно повезло – командиром ее был назначен капитан 3 ранга А.П. Михайловский. До войны моряк торгового флота, со средним образованием, во время войны стал командиром торпедного катера в звене, впоследствии дважды Героя Советского Союза С.О.Шабалина, когда он воевал еще на Балтике. В одной из атак немецкого конвоя катер Михайловского получил прямое попадание снаряда. Экипаж катера считали погибшим и Михайловского представили к званию Героя Советского Союза посмертно. Но спустя некоторое время тяжелораненый Михайловский был найден на песчаном пляже и ему дали лишь орден Ленина, но зато живому. Лишь много времени спустя по-настоящему мы оценили его талант педагога-воспитателя, он им родился. Но уже тогда, видя некоторых командиров-самодуров или неумех в других ротах мы понимали, как нам действительно повезло.

Несколько слов о Александре Осиповиче Шабалине. Он пришел к нам в училище (когда я был на третьем курсе) на должность заместителя начальника нашего минно-торпедного факультета с должности командира бригады торпедных катеров. Мы были потрясены такой несправедливостью. В связи с тем, что за спортивную работу отвечал именно заместитель начальника факультета, а я был фи- зоргом факультета, я постоянно контактировал с ним. Этот фантастически храбрый человек был фантастически скромен, деликатен, обаятелен. Он не обладал жестким характером, необходимым для руководства коллективом, в частности соединением. Так зачем же командованию надо было ставить его на командные должности? Ведь существует масса достойных должностей, где у офицера нет подчиненных. Курсанты его не просто любили – боготворили. Зато командование относилось к нему по-хамски. Один лишь пример. Капитана 1 ранга Шабалина назначают начальником суточного караула от училища на гарнизонную комендатуру и гауптвахту. От училища шли строем до комендатуры. Представляете – впереди строя идет дважды Герой Советского Союза в соответствующей амуниции. На мосту лейтенанта Шмидта случайно этот строй встречает Михайловский. Он решительно разоружает Шабалина, на- девает всю амуницию на себя и ведет строй караула далее по маршруту. Конечно, при этом было сказано немало соответствующих слов в соответствующие адреса.

Курсанты роты были из самых разных семей, разных способностей, разного возраста (от 17 до 23 лет), разных национальностей, вообще были очень разными, но усилиями главным образом командира роты через короткое время мы стали единым, довольно дружным коллективом. Жесткая воинская дисциплина, а она была тогда по настоящему жесткой, первый год ощутимо отражалась на нашей психике, а отсюда и на настроении и поведении. Видимо поэтому у меня к учебе появилась определенная апатия, настоящего старания в учебе не было, по 30-40% предметов получал четверки, а по ОМЛ (основам марксизма-ленинизма) на сессии получил тройку. Это была первая и последняя тройка в жизни, полученная мною на экзаменах, которую впрочем, пришлось впоследствии исправлять для получения красного диплома. В общем, на первом курсе, особенно первого полугодия, настроение, мягко выражаясь, было не очень приподнятым.

Одолевали мальчишеские мысли, ну, например: «Почему командир отделения (курсант 3 курса) разговаривает со мной казенным, официальным языком, делает дурацкие (с моей точки зрения) обидные замечания, хотя он всего на два года старше?». Поначалу угнетало все: необходимость по команде ложиться спать, по команде вставать, по команде следовать в строю в столовую, хотя последнее мы делали с энтузиазмом. Но время делает свое дело. Постепенно мы определились с друзьями, втянулись в учебный процесс, стали привыкать к военной дисциплине.

Офицеры – преподаватели, как я уже упоминал, почти все прошедшие войну, учили нас добротно, с упором на практику, но своеобразно. По окончании обучения мы были готовы практически выполнять обязанности командира группы (батареи)…, при ведении боевых действий,но понятия не имели об организации и методах боевой подготовки, о ее документах и правилах их ведения, о принципах боевой и повседневной организации корабля, не знали даже, что такое, «книга корабельных расписаний» и что «книжка боевой номер», которую нам давали на практике, является выпиской из нее. После выпуска из училища мы не знали, как организовать боевую подготовку подчиненных и что она из себя представляет. И это при том, что ежегодно мы проходили трехмесячную практику на боевых кораблях.

Практика эта была организована плохо. Мы были пред- ставлены самим себе, поскольку для корабельных офицеров были просто обузой. Главное – не ставились конкретные задачи, цели на эту практику, она никак не организовывалась, никак не контролировалась, никаких зачетов, никаких экзаменов. Корабельные офицеры использовали курсантов как оформителей документации (в которую мы не вникали), стенгазет, боевых листков и так далее. Были попытки училищных офицеров принять у нас зачеты по флажному семафору, по клотику (владение азбукой Морзе). Совершенно ненужное, бессмысленное занятие. Единственно полезным делом была штурманская практика, организовавшаяся офицерами кафедры навигации и мореходной астрономии. Но, решая штурманские задачи, ведя неплохо прокладку, по выпуску мы не имели понятия об элементарных вещах, необходимых вахтенному офицеру. Будучи вахтенным офицером на эскадренном миноносце «Сведущий», который стоял на Большом Кронштадтском рейде (лето 1960 г.), я имел приблизительные представления о своих обязанностях. На мостик поднялся командир эсминца А.М.Калинин (будущий командующий Черноморским флотом), в хорошем настроении: