Все-таки я — эгоист и никудышный целитель. Сижу, какао попиваю, а Северуса здесь и сейчас мучает Волдеморт.
Вадим одним глотком осушил чашку, обернулся и задрал рукав. Северус выдохнул. Тонкие сильные пальцы пробежались по предплечью, нажимая на какие-то точки. Боль никак не хотела уходить, но судорога прошла.
— Змея из черепа… Этому символу тысяча лет, — заметил Вадим, мягко надавливая на клыкастую пасть татуировки. — Правда, для полного соответствия череп должен быть…
— Конским, — закончил Снейп. — Я знаю про Вещего Олега. Долохов рассказывает это всем новичкам.
— А Пушкина он случайно не цитирует?
— Бывает. Ваш поэт по манере на Байрона похож.
— Просто его стихи на английский адекватно перевести нельзя, — Вадим тяжело вздохнул, отпуская ноющую руку и вставая. — Пойдем в лабораторию.
В лаборатории Вадим наполнил чугунный котел самой обычной водой из-под крана и поставил его на огонь.
— Ты настолько в себе не уверен, что требуется моё присутствие? Уверяю, ты можешь сварить шедевр без моего пригляда, — выговорил Северус, глядя, как со дна котла начинает подниматься цепочка пузырьков.
— Ты тут мастер, тебе шедевр и варить.
Вадим вручил ему березовый черпак. Северус с трудом сжал на нем пальцы и принялся перемешивать кипяток. Целитель встал рядом и накрыл его руку своей, помогая удержать ручку. К спине ласково прикоснулась горячая ладонь. Он что-то сделал, не иначе. Ведь отчего тогда в позвоночник плеснул странный жар, а стоять стало легче?
— А теперь представь, что боль — это сгусток силы, — вкрадчивый шепот Вадима, казалось, зазвучал прямо в голове, в лучших традициях змея-искусителя. Мягкий голос приятно ласкал слух. Северус поймал себя на том, что сделал бы все, что бы целитель сейчас ни предложил, ни приказал. — Силы, которой нужно дать направление. Нужно всего лишь выпустить её в дерево, представить, как это чужое выходит из тела и течет в котел. Так творится заклятье волшебной палочкой. Оно выходит и не может причинить вреда — гибнет, варится, приобретает форму… Повторяй за мной: боль злобучую, боль немучую, выгоняю с тела я, загоняю в воду я…
Северус понимал заговор не до конца, но покорно повторял за целителем, растворялся в певучем шепоте. И ядовитый огонь, пылающий в руке, неохотно дрогнул и потек по черпаку, выползая из погруженной в воду ложки вязкой нефтяной чернотой. Боль стекала в котел, а на её место приходила невероятно прекрасная пустота и прохлада. Из груди вырвался невольный вздох облегчения. Пальцы крепче сжали черенок.
— Я знал, что ты справишься, — пробормотал Вадим и, потеревшись лбом о плечо Северуса, опустил руку. — Когда всё выйдет, котел накрыть крышкой и томить на медленном огне с час. В идеале лучше в духовке или вообще в печке, но чего нет — того нет…
— Так можно избавиться только от физической боли?
По губам целителя скользнула печальная улыбка.
— Нет, не только.
Он выглядел гораздо спокойнее, будто бы даже легче. И глаза были наполнены тихой светлой скорбью. Северус вспомнил тот странный толчок в ладони, который помог выгнать боль, и понял — целитель показывал на собственном примере, а не управлял его ощущениями.
Такой уставший, смиренный…
Вадим протянул руку. Ладонь невесомо скользнула по щеке в каком-то непонятном, заботливом жесте, а большой палец ласково огладил скулу, затем медленно очертил бровь. Слабая улыбка на губах юноши никак не вязалась с тоскливой обреченностью в глазах.