— Ничего я ему не отдам. Надо — пусть сам забирает. Все равно прибьет, с этих сволочей станется.

— Ну хорошо, как хочешь, — печально выдохнул глава корпораций. Кивнул одному из своих шкафов: — Убей ее.

— Нет! — заорал Лешковский и кинулся наперерез. Пуля угодила ему в шею, и тут уже завизжала я.

Он был еще жив, но лежал почти неподвижно на полу, держась за горло, откуда мощным потоком хлынула кровь. Прямо на белый, пушистый ковер, о который я недавно споткнулась… За считанные секунды ярко-красное пятно формой, похожей на круг, достигло журнального столика, за которым я сидела. Видеть этот образовавшийся, словно по задумке маниакального, кровожадного шаржиста, японский флаг на полу я не могла и, закрыв глаза, взмолилась:

— Дайте мне вызвать «скорую», пожалуйста!

— А ты сперва камень дай!

— Хорошо.

Открыв глаза, я вдруг поняла, что из последних сил ювелир пытается показать на что-то на стене и шепчет мое имя. Я стремглав полетела к нему и села в центр кровавой лужи, которая уже не успевала впитываться в ткань.

— Что? Что? — наклонившись к самому рту, зашептала я.

— Нажми… на глобус…

Сморщенный, точно от приступа неизвестно откуда взявшейся брезгливости, Артем Григорьевич сказал:

— Добейте, чтоб не мучился.

В последнюю секунду я успела отпрянуть, и одновременно с моим вскриком прозвучал еще один выстрел.

Пока этот гад начал недовольно бурчать о том, что, дескать, из-за меня еще один хороший человек отправился на тот свет, я лихорадочно соображала, какую подсказку мне пытались дать. Рассматривая стену, на которую указывал Лешковский, я видела гигантский стеллаж под потолок, который ее всю и занимал, и много книг и прочих вещей на полках: статуэтки, грамоты в рамках, фотографии, иконы, светильники и… глобус. По цвету он сливался с мебелью, словно был вмонтирован в стеллаж и вместе с ним продавался. В ту же секунду я ринулась к нему, бросив на ходу:

— Сейчас я достану камень.

Мужчины начали делать ленивые шаги в мою сторону и совершенно не ожидали того, что дальше произошло: глобус ушел в нишу в стене, что-то загрохотало, и часть стенки неумолимо выдвинулась вперед, притом так резко и быстро, что успела ударить аж двух противников. Они упали на пол. Тут в комнату вбежала охрана Лешковского. Пока завязывалась потасовка, я нырнула в образовавшийся проход.

Темнота поглотила меня, я даже не видела ступенек, по которым спускалась, и самого коридора. Только слышала позади выстрелы. В меня ли метили, или две группировки воевали меж собой — сказать с уверенностью не могу. Одно хорошо — я еще была жива, и камень по-прежнему находился при мне.

Через некоторое время я оступилась и кубарем полетела вниз. Когда ступеньки, которые я все пересчитала своим позвоночником, закончились, мое туловище врезалось в глухую стену. Я взвыла и, потирая ушибленную часть, поблагодарила небеса за то, что не приложилась к каменной кладке головой. Это было более ожидаемо, учитывая вторую жизнь.

Времени скулить и жалеть себя не было, я рывком поднялась, заставив себя забыть и о боли, и об ужасе, который довелось пережить наверху, и принялась ощупывать стену. Найдя рычаг, повернула его на себя. Стенка отошла вбок, я оказалась в подсобном помещении, из которого вышла в магазин. Сотрудники уставились на меня в недоумении, поэтому я быстро покинула здание.

Побежав по дороге, чтобы не замерзнуть (шуба-то осталась на улице!), я успела нырнуть в отходящий троллейбус. В этом городе я ориентировалась неплохо, однако, не до такой степени, чтобы тут прятаться. Мне необходимо было вернуться к себе и найти Виталика.