Похоронили их на обочине трассы. Наспех завалив бедолаг громадинами глыбами. Кто-то высек топором неказистые буквы: «Теперь вы свободны! Спите, братья зэки…»

Откричалась на них охрана. Ни барака, ни баланды, ни выработки, ни места у костра, и даже документов не надо. Первые метры трассы на перевале, — словно охранялись первой могилой.

Охранники напугались не на шутку. Начальник зоны приказал следить, чтоб не было гибели и смертей средь зэков. Да разве все предусмотришь?

Кила весь следующий день молчал. Лицо потемнело. Ведь вот и узнать людей не успел, а в могилу загнал. Пятерых на воле не дождутся. Им еще будут идти письма из дома, от родных. Их еще ждут. Они кому-то были очень нужны, а их уже нет… Нельзя же все валить на трассу. Ведь не она людей убивает, а сами люди. Друг друга. Безжалостно и жестоко.

Федор смотрел на огонь. Но ведь и сам он вкалывает. Не меньше, пожалуй, больше других. Привычен. Бригадир — не охранник. Потому и назначили, что на работу жадный. Так всю жизнь было.

«Килу нажил, а ума нет. Как будто больше других получаю. Так нет же, все поровну И работа, и жратва. А умерли люди — все на меня косятся. Я один виноват. Небось при жизни кто их знал и замечал, кто жалел? Тоже поторапливали, покрикивали на них. Никому неохота быть крайним», — вздыхал Кила и вдруг его мысли оборвала ругань.

— Опять Аслан! Ну чего ему надо? — встал бригадир и пошел на голоса.

— Ты на него глянь! Во паскуда! Уже сговорил! — тряс кабардинец в руке старика педераста. У того — расстегнутые штаны болтались на сапогах, голый зад вертелся от чужих глаз, норовя укрыться хоть чем-нибудь.

— Чего он утворил? — спросил Кила у Аслана, тот, захлебываясь злобой, не мог ответить вразумительно. А охранники — за животы схватились со смеху.

— Да этот, Аслан, по нужде отошел. Чтоб подальше, значит, с глаз. Ну и только примостился, слышит:

«Ягодки подними повыше». Поначалу думал, послышалось. А тут снова: «Поближе яблочки придвинь». Ну, тут не до нужды. Глянул, а этот ваш, гомик, уже приспосабливается. К обиженнику. Схватил деда — и сюда. Мол, забыл, где ты есть и за что влетел? Чуть его из шкуры не вытряхнул, — сказал охранник, отобрав старика у Аслана.

— Да черт с ними, тебе какое дело? Не твоя задница болит. Сами разберутся, — увел бригадир Аслана к костру, и долго говорили в эту ночь зэки.

— Интересно, что будет здесь, когда мы построим трассу?

— Зоны, одни зоны, за запреткой.

— Не бреши, для зон трассу не стали бы прокладывать. Хороши бы были и с летниками. Трасса будет и после них работать на людей. На Магадан и полярников. На всех колымчан. И города тут построят, и поселки. С магазинами и банями. И даже с водопроводами.

— С лягавыми, — вставил кто-то из фартовых.

— А им тут нехрен делать будет.

— Однако в Магадане они есть, — вставил седой мужик из барака Килы.

— Да черт с ними! Я вот думаю, что неужели когда-нибудь в этих местах поселится свободный человек? — спросил один из новичков.

— Конечно, поселятся. Спецпереселенцы…