Когда Верховный суд автономной республики приговорил его к исключительной мере наказания, местная газета вскоре сообщила, что приговор приведен в исполнение.

Никто не вспомнил его добрым словом. И только старая бабка в глухом селе залилась горькими слезами, услышав от соседей черную весть.

Встав на колени, единственная во всем свете, молила Бога о снисхождении к внуку, просила пощадить его. Как о живом просила…

А тут вождь умер. Амнистия. И заменили Аслану «вышку» долгими годами заключения, отправив его на «дальняк». На самую что ни на есть Колыму.

В холодном товарном вагоне он вжимался в нары. Сворачивался в ком, чтоб не замерзнуть заживо. А поезд, пыхтя и дергаясь судорожно, тащил его через леса и горы все дальше от дома.

Что лучше: мгновенная смерть или долгий срок неволи? Повезло ль ему, как считали зэки? Во всяком случае, чья-то смерть сохранила жизнь. Быть может, на время сделала оттяжку, приготовив его в жертву новым испытаниям…

О Колыме доводилось слышать немало от бывалых людей. Тех, кто работал там вольно. А вот зэки, даже закоренелые ворюги, у кого за плечами было по нескольку судимостей, чем ближе к Колыме, тем угрюмее, неразговорчивей становились.

— Колыма? Ее вынести, значит, десяток смертей пережить. Нет там места живой душе. Это — погост, большой и холодный. Там сама смерть лишь по бухой живет. А едва отрезвеет, в теплые места смывается. Там даже она околеть может, — говорил Аслану старый зэк, вжимаясь в его спину впалой, отмороженной на Колыме грудью.

«Чудак, что такое Колыма в сравнении с расстрелом? Ничто!» — думал Аслан, вспоминая жуткие ночи в камере смертников. Ни на минуту не уснув, измерил он ее шагами вдоль и поперек тысячи раз, ожидая, что вот-вот за ним придут, чтобы увести на казнь…

Когда на шестой день свалился на полу от усталости, уснул мертвецки. Сколько спал — не знал. Проснулся от того, что кто-то назвал его фамилию и приказал встать.

Аслан мысленно простился с жизнью. Шагнул к двери. Вошедший зачитал приказ об изменении меры наказания. Аслан, уже не раз простившийся с жизнью, не поверил в услышанное, — принял за хороший сон. Потому рухнул на пол. Наяву ощутив боль, проснулся вконец. Значит, не приснилось.

— Радуешься? Я тебя еще больше обрадую. На Колыму тебя отправляем. Чтоб мозги проветрил, — проскрипел человек и вскоре ушел из камеры.

— В расход повели, — услышал Аслан голоса зэков, увидевших, как его, уже переодетого, вывели из камеры смертников.

— Господи, прости его, — попросил чей-то голос за спиной.