Воры в бараке посмеивались над Асланом солоно, грязно. И видя беспомощность человека, даже окривевший на один глаз после драки с Асланом бугор барака осмелел. Сказал, что продешевил Аслан в торге с администрацией: за собственную шкуру — всего неделя отдыха. Вот тогда и вскипел парень. Такого рода насмешек не принято было прощать. Уважающий себя зэк обязан был драться.
Встал Аслан со шконки. Глаза кровью налились. Кулаки в гири сцепил. Двинулся на Слона буром.
— Мужики, да вы что духаритесь? Ну, пошутили, побазарили, что хвосты поднимать. Хотите, я чифиру надыбаю? — вякал сявка Слона откуда-то из угла.
Слон встал на проходе в стойке боксера. Кулаками играл. Больше всего решил беречь личность и голову. И драться до конца.
Он сделал выпад левой, воткнув кулак под ребро. Второй удар, в голову, не успел довести. Аслан, опередив, поддел его в солнечное сплетение. Вторым — в переносицу угодил. Ждал, когда встанет рухнувший Слон. Но тот не спешил. Вытирал кровавые сгустки. И внезапно вскочил. Рост и реакция на опасность выручили Аслана: едва отшатнулся. Лезвие бритвы рассекло воздух у самого горла. Перехватив еще находившуюся в движении руку, заломил ее так, что бритва выпала из разжатых пальцев. Самого Слона под себя подмял. Упавшую бритву за голенище сапога сунул.
— Так, сволочь? Ну, держись! — схватил горло в тиски. Глаза Слона из орбит полезли круглыми серыми шариками. Тело задергалось, забилось об пол в конвульсиях.
— Приморит бугра, — охнул сявка тихо. Фартовые столпились в проходе.
— На бугра хвост поднял, пацан, замокрить пора падлу, — процедил плешивый стопорила.
— Сами разберутся. Слон облажался. Зачем железку взял? Не чисто так, не честно, — проскрипел с нар медвежатник.
— Этак всякая мразь вздумает на фартовых отрываться. А ну, законные, трамбуй его! — кинулся на Аслана мокрушник сверху и тут же влетел под нары с воем, держась за выбитую челюсть.
— Ох и ни хрена себе! — удивился тихушник в углу внезапному удару Аслана. А тот вскочил на ноги, наступил сапогом на горло Слона.
— Хоть одна падла сунется, я его вмиг в жмуры оформлю! — предупредил воров. Те вмиг отступили.
— Ну, погоношились и крышка! Я вам не кент. Теперь я вывожу Слона из бугров. Не согласны? Размажу его при вас!
— Чего хочешь? Ботай! — подал голос стопорила.
— Завтра, падлы, все на пахоту! На трассу! Вместе со всеми! Усекли?
— А хрен тебе на рыло, чтоб мягче было! Где ты видел законников, вкалывающих в зоне? — свесился с нар мокрушник и разразился отборным матом.
Аслан подскочил к нему, тот спрыгнул с нар, приняв вызов. Через секунды, оба в крови, осыпали друг друга жуткими ударами. Аслан уже стал сдавать. Но повезло, мокрушник поскользнулся. Парень, дернув его снизу за ноги, грохнул с размаху затылком на цементный пол. Мокрушник затих, до ночи не подавал голоса.
— Вы не лучше нас. Хватит обдирать мужиков. А чтоб меньше скалились, сучье вымя, завтра, кто не пойдет на пахоту с нами, того в жмуры отправлю. За такое мне еще спасибо мужики в зоне скажут.
— Слухай сюда, олух! Ты кто такой есть, чтоб тут права качать? Иль тыква твоя на плечах плохо сидит, что ты нам, фартовым, мозги сушишь! А ну, вон его из хазы! Чтоб духу тут не было! — крикнул медвежатник.
Фартовые с криком, с бранью бросились на Аслана. Избитого, подранного, вышвырнули из барака вместе с его барахлом и постелью. И пришлось Аслану среди ночи искать себе пристанище. Хорошо, что не спросив ни о чем, приютила Аслана своя бригада, потеснившаяся на парах.