Интермеццо четырнадцатое

К генералу подходит рядовой:

— Товарищ генерал, разрешите спросить. Когда ракета вылетает из шахты,

по какой траектории она дальше летит?

— Спрашивайте, товарищ солдат.

— Кадри, а ты как в снайпера попала? Я понимаю, в войну женщины снайперами были. Сейчас-то мир — женщин в армию не берут, — Федька сидел рядом в окопе, на ящике от снарядов, и пытался штык-ножом подцепить из банки тушёнки кусочек мяса. Тот несколько раз соскальзывал с ножа, а последний, когда круглая физиономия уже раскрыла рот, чтобы его поглотить, соскользнул опять, но уже не в банку, а на полу полушубка. Плюнув на приличия, Фахир взял его пальцами и донёс-таки до рта. Сверкнули два золотых зуба.

— Где зубы-то потерял? Всё спросить хотела, — Кадри со своей банкой справилась давно. Ложка была. Федька на неё жалобно смотрел, но Кадри скривилась и мотнула головой. Её ложку будут облизывать. Бр-р.

— Я первый спросил, — снова началась игра с ножом и кусочком мяса.

— Ладно. Расскажу. Про войну как раз история. Я только школу окончила в Таллине. Мама у меня швеёй работала. Вот устроила в их ателье приёмщицей. Неделя, может, прошла, а может, чуть больше — где-то перед 22 июня было. Почему запомнила? А в этом и суть истории. Принесла наша директриса китель свой, а он весь в медалях и орденах. И матери отдала — там нужно было рукав чуть прошить, Тётя Таня пополнела с войны, и когда надевала, примеряя, — он распоролся по шву. Ну, мама быстро прострочила и отнесла ей наверх. К обеду уже время, было, приходит мужчина. Неказистый такой, родинка большая под носом — противный, в общем. А народу нет никого. Он ко мне, протягивает фотографию и говорит: хочу, мол, сшить мундир, как на фото. Я глянула, а там этот тип с бородавкой в эсэсовском мундире. Их тогда много отпустили из лагерей — ходили по городу, в пивных сидели.

— Не знаю, — говорю, — может, мы не сможем по фотографии.

— А кто знает? Чего тут сложного, — и щерится, а половина зубов — как у тебя, только железные. Жуткий такой оскал.

— Хорошо, — еле вымолвила от жути такой, — у нас директор воевала — пойду её спрошу.

Взяла фотографию и пошла к тёте Тане. А та мундир примеряет, звенит орденами. Ну, рассказала. Та взглянула на фотографию и аж позеленела. Зубами скрипит. Вперёд меня вниз бросилась — а она ещё выше меня была, и, говорю, уже в теле. Вышла, и подходит вплотную к этому эсэсовцу недобитому. Он ей только до груди — где звезда Героя висит.

— Вот, — с шипением говорит, и тычет пальцем в медаль, — я снайпером была на войне. Это за сто таких ублюдков, как ты. Сейчас сто первый будет.

Эсэсовец завизжал и бросился вон, даже фотографию свою со шляпой забыл. Вот тогда я и решила тоже снайпером стать, чтобы меня такие типы с железными зубами боялись. Пошла в военкомат — не хотели брать. Потом со мной тётя Таня пришла, и опять по-другому себя ведут. Боятся. Значит, правильно я решила.

— А отец у тебя кто? — очередная попытка борьбы ножа и тушёнки.

— Нет. Мне полгода было, когда его фашисты расстреляли в сорок третьем. Он железнодорожником был, в депо работал, а немцы узнали, что он там двух евреев прячет. Нашли, выследили — и всех троих на месте расстреляли. Нам даже похоронить не дали. Я в военкомате просилась на границу с ФРГ, отомстить хотела. Теперь повзрослела. Не немцы враги. Фашисты. Эти вот — ничем не лучше. Слышал, что они с нашим пленным сделали? Быстрее бы уж началось. Руки чешутся.

Федька за время рассказа банку доел. Без ножа, руками. Сейчас вытер о жухлую прошлогоднюю траву. С первого нападения китайцев прошло почти две недели. Со дня на день тут половодье может начаться — а в это время, говорят остров почти полностью под воду уходит. Пока, так-то, и не похоже на весну. Снег, позёмка. Лёд на Уссури.

— Идут! Приготовиться! — полковник Игнатьев из госпиталя вернулся. Оказалось, ничего страшного — ногу осколком оцарапало. Не хотели врачи отпускать, но он дядька грозный, рыкнул на них — выписали. Хромает, правда, и морщится, когда ногой за что задевает.

Теперь позиции их снайперской роты располагались почти на юге острова. Он небольшой, всего метров пятьсот, может, в длину. Хотя что у него длина — сказать трудно. Этот Даманский — почти треугольник, а рядом — ещё один островок небольшой. Там сейчас пограничники.