– Вы продолжаете утверждать, что говорите мне правду. Но вы же сказали, что сдадитесь сегодня в шесть часов утра. Ну, и что же случилось?
– У меня не было сил.
– Что?
– У меня не было сил. Я испугался. Чертовски испугался. Я даже свой почерк с трудом разбираю.
Кое-чего мы уже достигли. Дон продолжала давить на него, мягко, но настойчиво.
– Неважно, что вы сделали, вы же знаете, что Христос умер за вас, чтобы вас могли простить, и если бы вы предались…
– Вы знаете, что произойдет, Дон? Вы понимаете, шериф Меттс… Шериф Меттс поможет мне пару месяцев, а потом выяснится, что я в своем уме, и тогда меня отдадут под суд и отправят на электрический стул, посадят в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Я не собираюсь… э-э-э… идти на электрический стул.
Эти слова – еще один индикатор того, что у него начиналась ментальная декомпенсация: он терял способность реагировать разумно или методично из-за растущего стресса. Логическое мышление предполагает развитие идей. Говорить, что его отправят на электрический стул, а затем посадят в тюрьму на всю оставшуюся жизнь, это нелогичное, регрессивное мышление. Он начал расклеиваться от давления, под которым находился. Мы надеялись, что похититель совершит ошибку, которая выдаст его, но такого рода эмоциональная декомпенсация также делала его более непредсказуемым и опасным. Теперь он как будто цеплялся за Дон как за спасательный круг. Она, с другой стороны, как указывал тон ее голоса, набиралась сил и стойкости. Из того, что мы сказали Маккарти, она знала, что его пугают доминирующие женщины, поэтому бросила ему вызов.
– Вы продолжаете говорить нам, чтобы мы простили вас. Вы не представляете, через что вы заставили нас пройти. Как вы могли думать о том, что случится с вами?
На этот вопрос он не мог ответить, потому что, как у психопата, у него не было понятия о сочувствии.
– Ладно, есть еще вопросы? Я заполнил все пробелы и все такое. Единственная причина, почему ты не получишь это письмо сегодня или, возможно, в понедельник, в том, что его перехватит ФБР.
К этому моменту в комнате уже находился и слушал разговор капитан Гаск из полиции Южной Каролины.
«Кольцо?» – написал он на листке и протянул Дон. Он хотел узнать, оставил ли убийца школьное кольцо Шари и, следовательно, хранит ли он сувениры.
– Вы можете сказать мне, где ее кольцо? Вы действительно не знаете, где оно?
– Нет, не знаю, Дон. Я бы отправил его вам, если бы знал. У меня нет причин обманывать. Я не прошу денег, ничего материального. Я не знаю, почему у нее не было кольца, когда она садилась в машину, так что, возможно, она оставила его на вечеринке у бассейна.
Это последнее утверждение могло значить, что мы были правы, предположив, что он следил за Шари весь день в пятницу, с тех пор, как заметил ее в торговом центре. Но поскольку мы были абсолютно уверены, что он внимательно следил за сообщениями в средствах массовой информации, подробности о вечеринке у бассейна он мог и прочитать.
– Э-э-э, не могли бы вы сказать мне, где умерла Шари?
– Я же сказал – в 4:58 утра.
– Нет, я знаю время. Где?
– В субботу утром, в… в округе Лексингтон.