– То, что мы заслуживаем. Каждого в конце ждет то, что он заслужил.

– Ты хочешь сказать, что веришь в справедливость? – Я с сомнением качнула головой. – Мне кажется, этот мир и справедливость – понятия несовместимые.

– Я верю в себя, – улыбнулся герцог, а затем погладил мою руку. – И ты верь.

– Я верю. Ты единственное, во что я верю.

Мой полный нежности взгляд остановился на губах мужа, видневшихся в прорези на маске. Как же мне хотелось навсегда избавиться от этой тряпочки! Я мечтала своими руками изорвать ее в клочья, а затем бросить в огонь. Пусть сгорит дотла, проклятый кусок материи! Из-за ужасной несправедливости мой мужчина вынужден большую часть своей жизни скрывать лицо. Его бледная фарфоровая кожа не видела солнечного света, не знала загара. Маска стала его продолжением, частью его. И я боялась, справится ли он? Сможет ли расстаться с ней? Не станет ли цепляться за нее как за часть своего прошлого?

Герцог заметил смятение на моем лице, отражавшее все эти внутренние метания, и напряженно посмотрел в глаза:

– О чем ты думаешь?

– О маске, – честно ответила я.

– Ты хочешь, чтобы я снял ее?

– Да.

– Скоро. Уже очень скоро я избавлюсь от ненавистного бархата. Но этот козырь не должен пропадать даром. Мы выложим его на стол в подходящее время.

Альваро улыбнулся, затем медленно провел подушечками пальцев по моей щеке, а потом быстро поцеловал.

– Ни о чем не беспокойся. Я полон решимости навсегда отделаться от этого предмета своего гардероба.

Мы спустились к парадному входу, у которого уже стояла телега, груженная коробками с одеждой и тюками с провизией.

– Хочу угостить герцогиню сыром и вином.

– Прекрасная идея, – ответила я.

На лестнице выстроились все обитатели дома. Я поискала глазами Золу – ее нигде не было. Неужели она не вышла нас провожать?

– А где Зола? – спросила я.

– Здесь! – раздался бойкий голос.

Я повернула голову в сторону и улыбнулась. Дверца кареты приоткрылась, и на гравий садовой дорожки спрыгнули две элегантные ножки в кожаных сапожках. Я посмотрела выше и открыла от изумления рот. Наша египтянка (или эфиопка, если верить Розе) нарядилась в широкие шаровары молочного цвета и длинную рубаху ниже колен из золотистого шелка. На голове покоился умело скрученный тюрбан, из-под которого выбивалось несколько черных локонов. Вид у Золы, надо сказать, был весьма экзотичный.