— Говорит, до тридцати замуж не пойду вообще, погулять хочу.

  — После тридцати-то куда пойдет? Мужиков и нет совсем после тридцати, никто не возьмет.

 Василиса только отвернулась к стене. Опять эти дуры завели свои деревенские разговоры. Белье она ей даст. Ты ей ноги будешь целовать, когда она твоего тридцатилетнего оболтуса заберет.

  Обед был совсем недавно, и ее все еще тошнило и было мутно, хотя она почти ничего не ела. Да какое почти — она съела две ложки прозрачного жидкого супа, с трудом прожевала кусок картофелины из него и не стала брать второе. Раньше так сильно не тошнило. Резь была, но резь была давно, она уже привыкла, приучилась жить с болью, как приучилась жить со слабостью и старостью.

  Хотелось спать. Ночью привезли из реанимации бабулечку с отрезанной ногой. Она сначала стонала, а потом начала зазывать всех на блины. К утру зашлась криком, тут медсестра и пришла ей что-то вколоть наконец. Но через час уже приходили с градусниками, потом разносили таблетки, потом завтрак и обход, все не поспишь. Перед обедом к бабулечке заходил психиатр, расспрашивал про блины. Та разумно отвечала, будто ей приснилось, что она блины печет. Бабулечку оставили. Значит, ночью снова не спать.

 — Бил он ее страшно... Однажды вижу — идет, а голова как холодец.

  — По пьянке, что ли?

  — Да нет, он вообще не пил. Ну, на Новый год разве.

  — Ой, трезвый тогда вообще клиника. По пьянке еще можно как-то понять. Особенно если женщина такая, что выведет.

  Василиса никогда не встревала в их разговоры. Кудахтают и кудахтают. Такая у них жизнь, не повезло. Теперь уже поздно учить, теперь, если узнают, поймут и проникнутся, это принесет им только горечь, что всю жизнь жили как не люди, и не исправить ничего. У нее Толя был хороший. Бить? Это дикость какая-то. Стирал, посуду мыл, ужины на нем были, пока она в машбюро подрабатывала. Когда Сашенька родился, ночами его укачивал. Хороший был муж, таких и сейчас не встретишь. И от свекрови всегда защищал.

 Она прикрыла глаза и почти задремала. В полусне Толя опять к ней пришел, зачастил последнее время.

  «Я, — говорит, — без тебя никуда не пойду, здесь буду ждать, ты прости уж».

  Сказала, что прощает. Долго ждет, милый, лет десять уже. Последнее время чаще стал приходить, подгоняет, верно.

— Вчера ко мне студенты приходили... из этой, как ее... Новой Зеландии!

  — Из Малой Азии они сказали!

  — А, точно, из Малайзии! Хорошие, молчаливые такие, обходительные.

  — Импортные-то доктора лучше вылечат, чем наши.

  — Так вот они меня спрашивают — у матери-то, поди тоже аппендицит был?

  — Верно, аппендицит передается по наследству, да.

 Дверь палаты хлопнула и Василиса очнулась. Рядом с ней стоял мужчина в белом халате. Раньше она его не видела.