Я уставилась на светящийся экран в ожидании новых входящих сообщений, но их больше не было. Что это вообще значит? Кто такая эта Бьянка? И о каких драках сейчас идет речь? По голове вдруг сильно ударило осознанием того, как мало правды я теперь знаю о жизни Джуда.

Мы ведь даже не разговаривали о том, чем он вообще занимался последние шесть лет своей жизни.

Я еще раз посмотрела в окно, а затем – опять на экран телефона. Я немного попыталась снять блокировку с экрана, используя различные вариации пароля, которым Джуд пользовался еще раньше, – моего дня рождения. Не знаю, почему меня так сильно задел тот факт, что он больше не использует у себя этот пароль. Вообще, я не должна была пытаться сейчас взломать его телефон и прочитать личные сообщения. Я отложила телефон в сторону, но взяла бумажник Джуда и повертела его в руках. Когда-то очень давно я подарила его Джуду на Рождество. Кожа уже сильно потрескалась и износилась. Я открыла кожаный бумажник, не понимая, что именно я пытаюсь там найти. Видимо, какие-то даже небольшие обрывки информации о жизни этого незнакомого мне мужчины.

В одном из маленьких отделов лежали фотографии. Я достала их и просмотрела. Со всех старых снимков на меня смотрело мое собственное лицо. Боже, я была тогда такой молоденькой, подумала я, разглядывая свою фотографию, сделанную, когда я училась в одиннадцатом классе. Он повсюду носил с собой эти старые снимки, и, видимо, уже не один год. Какая-то бумажка упала на пол, и я наклонилась, чтобы поднять ее. Листок был сложен в квадрат, но я сразу же прекрасно поняла, что на нем изображено. Я развернула его, положила на стол и разгладила те места, где лист был немного согнут. Будто бы я нуждалась в очередном напоминании о том, что произошло очень давно.

Мое сердце словно сжали тисками, воздуха в легких не хватало. Я немного облокотилась о столешницу и закрыла глаза. Фотография вызвала тяжелые воспоминания о тех временах, которые я отчаянно пыталась все это время забыть.

– Ничего себе… Это бьется сердце нашего ребенка, – ахнул тогда Джуд. Казалось, он и правда не мог поверить своим глазам.

– Да, это оно, – с улыбкой сказал нам доктор.

Джуд нежно сжал мою ладонь в своей, и я перевела свой взгляд с ребенка на мониторе на его лицо.

– Я очень люблю тебя, – сказал он.

Я улыбнулась ему сквозь слезы и попыталась отогнать от себя дурные мысли подальше. Он ведь любит меня, а я люблю его, и мы вместе сможем преодолеть эту черную полосу, потому что мы вместе.

– А я люблю тебя еще больше.

Все будет в полном порядке. Ребенок вернет его волю к жизни. Теперь ему будет ради чего бороться дальше.

– Я не подведу тебя, Бунтарка, – сказал он, когда мы вместе выходили от доктора, и приобнял нежно за плечи.

Перед тем как я полезла на свое пассажирское сиденье его пикапа, он обхватил мое лицо ладонями и нежно поцеловал прямо в губы.

– Я обещаю, что во всем и всегда буду поддерживать тебя. Я обещаю, что стану намного лучше. Ради тебя и ради ребенка. У нас будет семья.

На духовке громко прозвенел таймер и вернул меня к реальности. Дрожащими руками я засунула все фотографии обратно в бумажник и положила все вещи туда, где они лежали до этого. Я глубоко дышала, чтобы немного успокоиться, взяла варежки-прихватки и достала из духовки горячий кукурузный хлеб.

Затем я громко позвала Джуда и Ноа к столу и попыталась сделать вид, что все хорошо и что из моего сердца только что не вырвали еще один кусочек.

Сколько же жизнь может испытывать двоих людей? С этим любимым мужчиной я уже прошла сквозь огонь, воду и медные трубы, но мы до сих пор пытаемся подобрать маленькие осколки того, что было между нами раньше, и заново их склеить.

Не подозревая о моих терзаниях и душевных муках, во время ужина он нежно улыбнулся мне со своего места за столом. И, о нет, его улыбка была так прекрасна, что от одного взгляда на нее у меня начинает снова болеть сердце. От Джуда мое сердце болело. Я так долго и упорно гналась за его призраком, что иногда мне приходилось больно ущипнуть себя, чтобы удостовериться в том, что все это не сон и он правда сейчас здесь. Крепкий, сильный и способный взгромоздить на свои плечи тяжесть всего мира снова.