– К чему мне личный состав готовить?

– Время придёт – узнаешь. А пока гоняй своих бойцов, чтобы они жирком не заросли. И чтобы зоной от них не пахло. Учёные они. Еще вопросы есть?

Ну какие вопросы? Здесь лишних вопросов не задают.

Встал Лаврентий Павлович, улыбнулся грустно.

– Трудные времена наступают, Пётр Семёнович, фашистов победили, страну из руин подняли, казалось бы, живи – не хочу, но нет, зашевелилась нечисть разная, враги недобитые головы поднимают, те, что под самыми кремлёвскими звёздами засели. Так что не можем мы расслабляться, праˊва не имеем! Раньше хозяин их в кулаке держал, а нынче хватка у него ослабла – возраст, болезни… Так что нам с тобой, Пётр Семёнович, Советскую власть защищать. Как на войне. И по ее законам, так, чтобы назад ни шагу. Понял?

– Так точно!

– Тогда ступай. И будь готов. Всегда будь готов. В любую минуту.

– Хмырь!

– Я!

– Ко мне! На, примерь…

– Конопатый!

– Я!

– На примерку шагом марш!

Чудны дела – в шкафах под замками форма развешана. Офицерская, с портупеей, кобурой, фуражечкой, со всеми знаками различия и даже медальками на груди. И обувка уставная здесь же.

– Надевай.

Ладно сидит форма, как влитая. Потянуть, загнать складки сзади под ремень, фуражечку околышком посреди лба и, ладошкой прихлопнув, проверить. Помнят ручки – четыре года люди из формы не вылезали, второй шкурой стала она. Скрипят портупеи и сапоги, бряцают медали, постукивают о бетонный пол подковки. И лица… совсем другие лица, не как у зэков или конструкторов липовых – разгладились лица, словно гимнастёрки под ремнём. И походочка – прямая, не зоновская, где всё больше скрючившись, на полусогнутых и зенки в пол. Расправились плечи, в глазах блеск появился. Развернулась душа… А всего-то форму надели. Чудеса!

– Стройся!

Стоит строй офицеров, один к одному, мысочки подобрав.

– Равняйсь!..

Подтянулись, рванули головы влево.