И ведь придётся служить и через много чего еще пройти, и через кого переступить, чтобы выслужиться, продвинуться, карьеру сделать. Такая работа, за которую не немцы, так свои, коли возложенных на тебя надежд не оправдаешь, к стенке поставят, за измену Родине и за тот, не случившийся, побег из лагеря…
К сберкассе подкатила машина – пятьдесят первый «газончик» с фургоном вместо бортового кузова. Инкассаторы. Раньше они на открытых «виллисах» раскатывали, а то и на пролётках, но после войны, когда по всей стране пальба пошла, пересели на более вместительную технику. «Стволов» в стране-победителе было немерено, а бывшие дезертиры, власовцы и спившиеся фронтовики, сколотившие банды, с оружием обращаться умели.
Машина притормозила возле входа, из кабины выскочил человек в чёрной шинели, огляделся по сторонам, стукнул кулаком в борт фургона. Оттуда вывалились три автоматчика, двое зашли в сберкассу, один остался на улице. Усиленный наряд, значит, денег полна коробочка.
– Я пошел…
Крюк присел, сунулся коленями в ящик на подшипниках, взял в руки две короткие палки, оттолкнулся ими от асфальта. Безногий инвалид в вылинявшей гимнастёрке, с болтающейся на груди медалью «За отвагу». Таких инвалидов на улицах после войны пруд пруди, и внимания к себе они не привлекали.
«Инвалид» покатил к машине, отчаянно гремя железными подшипниками.
Абвер вышел из-за угла, пересёк улицу, что было сигналом для остальных. На дело пошли только командиры и пара проверенных бойцов. Сберкассу нашёл и почти неделю пас подходы к ней Пётр Семёнович, который единственный мог беспрепятственно выходить за периметр шарашки. Боевую группу тоже вывел он, что-то наплетя дежурному офицеру. Зэки хоть и охраняли сами себя, но присмотр за ними был.
В данный момент Пётр Семёнович находился в сберкассе, заполняя какие-то бланки. Инкассаторы с автоматами пересекли зал, один зашёл в подсобку, другой встал спиной к двери, наблюдая за посетителями. Грамотно – случись что, распушит из пэпэша длинную очередь от стены до стены, а его напарник, тот, что на улице, заблокирует дверь.
Крюк подкатил к кабине машины, стукнул костыльком в дверцу.
– Слышь, друг, закурить есть?
Водитель глянул в окошко. Крикнул:
– Проезжай, не задерживайся! Здесь стоять нельзя!
– Ты чего?! – возмутился «инвалид». – Ты же свой, я же вижу. Ты на каком фронте воевал, часом, не на Первом Белорусском?
– Ступай мимо! – прикрикнул водитель.
– Ты что орёшь? – возмутился пьяненький и потому обидчивый «инвалид». – Не для того я кровь в окопах проливал, чтобы ты тут на меня глоткой давил. Я ноги на фронте потерял, а ты, видать, на складах подвязался, вон какую ряху наел! – И припустил семиэтажными матерками. – А ну открой, я тебе покажу как над инвалидом измываться!.. – Он ткнул костыльком в дверцу.
Инкассатор вышел из подсобки в зал с большим вещевым мешком, направился к выходу. Второй, оглядываясь, за ним.
Пётр Семёнович шагнул к окну, помаячил лицом…
К сберкассе приближался Студент, паренёк в футболке и пиджачке, – типичный учащийся.
Крюк крепко впечатал костыль в дверцу машины так, что железо прогнулось.
– Открывай, крыса тыловая!