Сергей оказался куда щедрее, чем она думала. Он дал ей не пять с половиной тысяч, как она просила, а десять. Эти деньги казались ей какими-то ненастоящими, хотя на вид это были самые реальные доллары. «Неужели я их заработала?! – Она глядела на эту кучу бумажек, и у нее путались мысли. – Но за что мне столько? И пять-то тысяч просить было наглостью… А он дал в два раза больше. Может, это для виду? Чтобы меня успокоить? А потом этот Саша возьмет да придушит меня тут… А деньги вернет хозяину».

Правда, немного успокаивало то, что никто ее не охранял. Она могла в любой момент покинуть квартиру, выйти во двор, уехать куда глаза глядят. Один раз она осмелилась выйти на лестничную площадку. Никто ее там не караулил. Из-за соседских дверей доносились звуки включенных телевизоров, просачивались запахи еды… Она подумала и вернулась в квартиру, тщательно запершись изнутри.

Наконец настал последний день ее заточения. Саша приехал очень довольный и сообщил, что теперь может отвезти ее, куда угодно.

– Значит, все? – Она не верила своему счастью. – И деньги мои?

– А я не знаю, какие такие деньги, – усмехнулся он. – Ты мне про это не рассказывай. Я тебе только еду сюда носил, поняла?

Она кивнула.

– Куда тебя везти? – спросил он, усаживая Настю в свою машину.

– Меня точно не будут искать… те люди? – спросила она, заглядывая ему в глаза.

Он опять улыбнулся:

– А я не знаю, какие это те люди… Мое дело – тебя отвезти, куда скажешь.

– Из тебя много не вытянешь, – вздохнула Настя. – Ладно, если Сергей сказал, что можно…

И она попросила отвезти ее домой. Отпустила машину неподалеку от своей улицы. Ей не хотелось, чтобы мать из окна увидела, кто ее привез. Саша даже не попрощался – только махнул рукой. И теперь Настя шла домой.

Подойдя к своему подъезду, она ахнула. Сперва даже подумала, что ошиблась, пришла не туда. Асфальт был усыпан мусором – пустые пачки из-под сигарет, битые бутылки, окурки… На свежевыкрашенной двери подъезда кто-то выжег матерное слово. Она вбежала в подъезд, взлетела по лестнице… И замерла перед дверью своей квартиры. Кожаная обивка была варварски изрезана. Замирая от страха, Настя нажала кнопку звонка. Кнопка тоже была обожжена, видимо, ее жгли спичками. Но звонок все же сработал. Дверной «глазок» потемнел, Настя услышала слабый вскрик, и ей открыла мать:

– Слава богу… Жива!

Она втащила Настю и обняла ее. Настя почувствовала, как ее щеки коснулась что-то мокрое. Мать плакала.

– С Мартыном что-то? – испуганно спросила Настя и тут же увидела сына.

Непривычно тихий, насупленный, он появился в дверях кухни и сказал:

– Явилась, не запылилась. А у нас война.

– Что? – Настя отстранилась от матери и вгляделась ей в лицо. Сердце у нее упало. Она увидела, как постарела мать за эти несколько дней.

– Каждый день приходят… – тихо сказала мать. – Творят, что хотят. Ты видела нашу дверь?