Что касается личной жизни…
Я вздохнула.
Сегодня у меня промелькнуло ощущение, что меня попытались прочитать во время поцелуя — специально или нет, я не поняла. Вряд ли Максим сумел бы заметить что-то действительно серьезное — все-таки я умела выстраивать весьма надежные блоки — но почему у него было такое удивленное лицо?
Я вздохнула.
Ну вот, вспомнила о поцелуи, и губы уже горят.
А ведь мне следовало бы думать совсем не об этом, а о той картине, что открылась в его подсознании.
По размышлении, я пришла к выводу, что женщина на костре была его женой. Но вот что все это означало? Что ее убили маги? Или что он опосредованно винит магию в ее смерти?
И что означал лабиринт и его восприятие себя, как преследователя с ножом? Воспоминания или некие гипертрофированные образы, которых никогда не было в действительности? И не следовало забывать об убийстве курьера, о странных совпадениях…
Похоже, самой мне не разобраться.
Я села за компьютер и начала набирать запрос в Комитет.
Ведь несмотря на страшные картины, я не чувствовала в нем тьмы. Гнили.
И боялась, что мне просто не хотелось в это верить.
— Мы нашли ее.
— Ее? — я отвернулась от компьютера. В лаборатории я провела несколько часов одна — Никита так и не появился, а звонить ему я не видела смысла. Как бы это цинично ни звучало, в качестве буфера он себя не оправдал — Максиму на это оказалось плевать. Впрочем, что еще, действительно, ожидать от взрослого мужчины который знает что он хочет. Что касается мальчишки… Да, он был подросток, да его постигло что-то вроде несчастной любви, но я не чувствовала себя виноватой или обязанной как-то исправлять ситуацию. Это был не мой подросток, и я не сделала ничего, что привело бы к такому результату.
И пусть определенную жалость и симпатию я к нему испытывала — как к яркому, умному мальчику, который скоро превратится в харизматачного, умного мужчину — но работать в одиночестве меня более чем устраивало.
В относительном одиночестве, конечно.
Арсенский стремительно — каждое его движение было одновременно резким и плавным, как у хищника, и я в который раз залюбовалась — зашел в комнату, развернул стул, уселся на него верхом и с каким-то удовольствием принялся меня разглядывать.
Я подавила в себе желание поправить прическу.
— Ее, — продолжил после паузы Арсенский. — Ту, что спрятала коробку с лунницами. Ну, мы предполагаем, что нашли…
— Погоди, ведь только вчера об этом говорили…