Арсен объяснил, где возьмет ее на борт катера, и закончил разговор. Взрывчатка обнаружена и, судя по всему, обезврежена, а группу ожидает в замке свора спецназовцев. ФСБ пронюхала об операции — ясно, что кто-то предал, а кто — позже будет время выяснить. Иншаалла, у него есть две чеченки, обмотанные «поясами шахидов» до самых ушей и горящие желанием уйти в райские кущи Аллаха, прихватив с собой на тот свет как можно больше неверных. Захват замка щедро оплачен и деньги следует отработать. Борз не собирался умирать — пусть гибнут дураки, такие как Мовсар Бараев. Он оскалился и согнул правую руку в локте: «Вот русские собаки меня получат!» Чеченский суверенитет и прочая политическая чушь его никогда не интересовали. Он воевал за деньги, и ему нравилось это занятие.
Арсен, запустив двигатели, на малых оборотах двинулся к месту встречи с Ингеборге. Катер отзывался на малейшие повороты штурвала, и приятная послушность судна радовала главаря моджахедов. Внимательно разглядывая прибрежные каменные отмели попутных островков, он напряженно обдумывал новый план захвата замка. И когда Пантера, поднявшись на борт, нежно к нему прижалась, все уже просчитал до мелочей.
Джип миновал Выборг и лихо покатился по петляющему среди леса Приморскому шоссе. Профессор, знавший дорогу, ответственно подошел к обязанностям штурмана и двадцать километров твердил, что нужно не пропустить маленький указатель «Высоцк». Тем не менее с первого раза его все-таки проскочили: указатель оказался какой-то нештатной беленькой жестянкой. Следуя ему, машина нырнула под железнодорожный мост — сложенную из грубо отесанных валунов арку, еще старой финской постройки. По хорошему шоссе бодро докатили до открывшейся за расступившимся лесом деревеньки. По другую сторону выстроились особняки в новорусском стиле. Среди них приютился небольшой обшитый вагонкой двухэтажный дом, высоким скатом крыши напоминавший скворечник. Анна увидела сначала задорно лаявшего крупного черного кобеля немецкой овчарки — копию Микеля, а выйдя из затормозившего у сетчатых ворот джипа — своего коллегу и друга Николая Полуверцева.
— Анька, привет, ты как здесь оказалась? — Николай удивился не меньше.
— Расскажу позже, — шепнула Анна, потому что началась церемония общего знакомства.
По традиции вновь прибывшим полагалось выпить по этому поводу рюмку. Владимир Николаевич быстро накрыл в сложенной из отесанных бревен беседке стол, а потом повел компанию показывать дом и залив.
Анна и Николай остались в беседке одни.
— У тебя что-то случилось, рассказывай, — велел Николай, сразу заметивший подавленное состояние подруги.
Анна кратко рассказала о своей грустной поездке. Он бережно обнял ее, притянул к себе:
— Знаешь, я давно заметил: когда умирает близкий человек — любые слова выглядят фальшивыми.
Они помолчали.
— Ты, наверное, голодная, давай я тебя покормлю, — Не обращая внимания на протестующую Анну, он поднялся, чтобы сходить в дом за едой: — Я такой лагман сварил — просто как в Алма-Ате.
Анна родилась в Алма-Ате, а Николай прожил там больше двадцати лет. Это землячество и сблизило их в «Новостях». Они обнаружили, что хорошо понимают друг друга, им легко и приятно вместе. Дружба сорокалетнего редактора и молодой журналистки вызывала у падких до сплетен коллег нездоровый интерес. Они сами не могли точно определить, что их связывает — скорее всего, Анна находила в Николае замену погибшему отцу, а Пуловерцев заботился о ней, как мог заботиться о далекой дочери.
Тарелка выглядела почти декоративно. На желтых спагетти аппетитной красочной горкой выложены сваренные в томатном соусе маленькие кусочки мяса, перца, моркови, лука, редьки-лобо и чеснока. Анна вдохнула аромат и, предвкушая удовольствие, по-детски причмокнула. Поев, она удовлетворенно вздохнула:
— Уф, настоящая дунганская лапша, как мамина.
Николай, закурив, кивнул:
— На здоровье.
Анна принесла из машины шкатулку из карельской березы, устроила ее на столе и разложила перед Полуверцевым тетрадь в черном коленкоровом переплете с потрепанным, как будто обгоревшим уголком и несколько старых почтовых конвертов.
— Коля, мне нужна твоя помощь, — кивнув на тетрадь, она пояснила: — Эти документы мне перед смертью передал дед. Здесь дневник азиатского путешествия барона Маннергейма и его письма. Похоже, дедушку убили именно из-за этих бумаг — маршал в сорок четвертом спрятал где-то здесь неподалеку, на островах Выборгского залива, клад, и дед поручил мне его отыскать. Ты мне поможешь?
Она ждала ответа, нервно покусывая веточку малины, густые заросли которой окружали беседку.