Бояре встали и поклонились, а ханы с небольшой задержкой последовали их примеру. Да и почему бы не поклониться новому государю?

— Доброго здравия всем желаю, почтенные бояре! — начал князь. — Начнем, пожалуй…

Заседание Думы закончилось, и бояре потянулись было на выход, когда князь попросил степных ханов остаться. Те переглянулись и расселись по своим местам, выжидательно глядя на нового государя. Они еще не понимали, как вести себя с ним, но резня, которую он учинил в землях хуни и огуров настраивала на серьезный лад. От тех народов едва половина осталась, а взрослых мужей и вовсе — не больше трети. Нечего воинам степи противопоставить новому хозяину, особенно когда у него за спиной маячит болгарская орда, раздувшаяся от захваченного золота и скота.

— Почтенные мужи! — начал князь. — Боги свели нас вместе, и теперь у нас одна дорога. Земли ваши я под свою руку беру навечно, а потому вы должны уяснить, что разбоя и войн между племенами я не потерплю.

— А если кто-то занял чужое пастбище? — хмуро засопел кто-то из ханов. — Как тогда быть? Терпеть?

— Если кто-то займет чужое пастбище, то отдаст свое, — парировал князь.

— А земли уар, огуров и хуни? С ними что будет? Там лучшие травы! — это был самый больной вопрос, и шеи старейшин по-гусиному вытянулись вперед. На их лицах было написано жадное любопытство.

— Эти земли я под себя возьму, — спокойно пояснил князь. — По праву войны. Вы свою долю добычей получили.

— А рабы? — не унимались ханы. — Рабы наши как? Ведь всех забираешь! Кто землю будет пахать? Кто будет собирать кизяк? Чесать шерсть? Пасти баранов?

— Эти люди не скот, — ответил князь. — У нас даже челядь из германских земель на правах литов живет. Люди эти на чужой земле трудятся, но свое имущество имеют. Что трудом нажил, то его.

— А твои служанки тоже не рабыни? — прищурились ханы. — Сколько палок о них обломали, чтобы они как покорны стали. Неужто отпустишь на волю?

— Батильду позовите, — не меняясь в лице сказал князь дьяку, сидевшему рядом с листом бумаги и чернильницей.

— Ваша светлость! — поклонилась запыхавшаяся служанка, обмирая от ужаса и плавясь под любопытными взглядами степных ханов. Аварами ее еще мать в детстве пугала, а тут вот они, прямо на нее смотрят. Непривычного вида темноволосые люди, кто с узкими глазами, кто нет, но все как один с длинными косами, куда были вплетены цветные ленты и какие-то веревки. Почти у всех черепа изуродованы любящими родителями еще в младенчестве, чтобы никто не посмел усомниться в знатности их отпрыска. На суровых обветренных лицах, обожженных степным солнцем и лютой стужей, было написано детское любопытство. Чего там князь такого удумал?

— Батильда, — ласково сказал князь. — Я доволен твоей службой, и отпускаю тебя на волю. Ты теперь свободна.

— Как? За что? Не гоните, ваша светлость! — по щекам женщины потекли слезы. — Да мне и идти-то некуда, сгинем мы вместе с сыном. Моего Хейно ромей Никифор на монетном дворе учит штемпели резать. Говорит, он лучшим мастером на всем свете станет. И княгиня наша добра, как святая Радегунда. Не гоните меня, Христом Богом молю! Некуда мне идти!

— Хорошо, — ответил князь. — Но ты теперь свободный человек, и живешь тут по своей воле. Уйти можешь, когда сама того пожелаешь.

— Спасибо! Спасибо! — бормотала служанка, выходя с поклонами из палаты.

— Эко диво, — презрительно ответил хан Айдын. — Да наши рабы тоже никуда не пойдут. Они в зимней степи и дня не протянут. Так что с нашими людьми, князь? Мы воины, нам без рабов никак нельзя.

— А ты их из похода привел? — спросил его Самослав.

— Нет, — растерялся тот. — Они всегда там жили.